Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

«Что за мир, что за жизнь! Читать газеты – неутешительное занятие. Облавы с бомбами и пулеметами на женщин и детей в Финляндии, моря, полные мин и подлодок, моряки из нейтральных стран погибают или, в лучшем случае, в последнюю секунду спасаются на жалких плотах после многодневных страданий, трагедия поляков разыгрывается за закрытым занавесом (никто не должен знать, что там происходит, но кое-что просачивается в газеты), особые отделения в трамваях для „немецких господ“, полякам нельзя показываться на улице после восьми вечера и прочее и прочее в том же духе. Немцы говорят о „жестком, но справедливом обращении“ с поляками – но ясно, что́ за этим стоит. К какой ненависти это ведет! Мир в конце концов так переполнится ненавистью, что мы все в ней задохнемся. Думаю, Божий гнев поразил мир. К тому же зима такая лютая, какой никто и не помнит. <…> Я между тем купила шубу – хотя Рагнарёк наверняка настанет раньше, чем я ее сношу».

Грязная работа

Война так сильно действовала на Астрид Линдгрен, потому что она гораздо лучше большинства шведов представляла себе военные ужасы. В 1940 году ее взяли аналитиком в шведскую разведку – спасибо криминологу Харри Сёдерману: Астрид в тридцатые годы работала у него в Институте судебной экспертизы, а после начала войны Сёдерман участвовал в создании национальной системы перлюстрации в Швеции. Астрид выполняла секретную работу в отделе перлюстрации писем почтовой службы Стокгольма, то есть до капитуляции Германии в мае 1945 года прочла тысячи писем за рубеж и из-за рубежа и была прекрасно информирована о том, что война делает с людскими душами и человеческими отношениями. Через неделю после вступления Астрид в должность, в сентябре 1940 года, в «военном дневнике» появилась запись:

«15-го числа сего месяца начала свою секретную „службу“ – настолько секретную, что даже не решаюсь о ней здесь писать. Прослужила неделю. И теперь мне совершенно ясно, что в Европе сейчас нет ни одной страны, столь далекой от войны, как наша, невзирая на значительный рост цен, карточки и увеличение безработицы. У нас здесь, по мнению иностранцев, более чем прекрасно».

В почтовом отделении Службы общей безопасности с помощью шпионских штучек – электроприборов, пипеток, пароизлучателей, ультрафиолетовых ламп, химикалий и острых стальных инструментов – круглосуточно проверялись почтовые отправления. По предварительным подсчетам, 50 миллионов почтовых отправлений между шведскими гражданами и их родственниками, знакомыми и деловыми партнерами за границей в 1939–1945 годах были вскрыты и тайно прочитаны несколькими тысячами аналитиков, сидевших в полусотне тайных почтовых цензурных учреждений от Кируны до Карлсхамна.

«Моя грязная работа» – так называла Астрид Линдгрен секретную должность, на которую брали только тренированных читателей и в высшей степени благонадежных граждан. Вся эта невидимая армия читателей – безработных выпускников вузов, учителей, делопроизводителей, студентов и служащих нейтральной шведской армии – при вступлении в должность давала подписку, что не раскроет никому информацию о том, какая «почтовая» работа занимает их денно и нощно. Астрид Линдгрен сдержала обещание – почти. Всего несколько слов просочилось в ее письма семье, но в «военном дневнике» она могла облегчить душу, рассказывая о многочисленных невыносимых тайнах. Время от времени ей удавалось снять копию с какого-нибудь особенно захватывающего письма и вклеить в дневник, а иногда она просто записывала то, что запомнилось, как, например, 27 марта 1941 года: