Астриум 4. Последний свет

Металл застыл. Не мгновенно, нет — он сначала обрел плотность и целостность по всей своей площади, одинаковую толщину, идеальные ровные углы в ячейках сетки… А потом застыл в таком состоянии, не шевелясь и превратившись в довольно толстую решетку, которую вполне можно было бы повесить например на форточку…

Но на этом все и закончилось и дальше этого ничего не продвинулось. Фиби нахмурилась, провела рукой по ячейкам сетки (пальцы с голубыми ногтями проваливались в них), потом обратно, взялась двумя пальцами и напрягла их так сильно, что они даже побелели. Словно пыталась раздавить толстый металл между подушечками.

Но ничего не изменилось. Металл как висел в воздухе небольшой решеткой пять на пять ячеек, так и продолжал висеть. Даже с места не двинулся, как приклеенный к пространству.

— Никак? — даже не скрывая толику ехидства, спросил Арамаки. — Вот и у наших агентов ничего не вышло. Максимум, что было — такой же результат, как у вас. Возможность придать люксию стабильную форму, но отнюдь не ту, что нужна агенту. И уж тем более без возможности превратить ее в световое оружие.

— Фи, что не так? — внезапно спросила Трилла. — Почему не получилось?

— Он не слушается. — тихо ответила Фиби, отрывая руку от люксия и позволяя ему снова вернуться в текучее состояние.

— Как это 'не слушается? — не поняла Трилла.

— Ты когда-нибудь работала с чужим проводником? — Фиби разговаривала по своему обыкновению спокойным тоном, без наезда, без претензий, но все равно чувствовалось, что она обескуражена произошедшим.

— Было дело. Однажды.

— Обратила внимание на то, что пришлось тратить больше Света, чтобы с ним работать?

— Было дело.

— Ну вот теперь представь, что ты попыталась поработать с проводником… Не просто другого человека, а вовсе не человека. Какого-нибудь инопланетянина, у которого пять рук, один глаз, а носа нет вовсе.

Трилла ничего не ответила, но, кажется, ей такое сравнение совершенно не помогло в понимании происходящего — она просто поджала губы и замолчала.

— Еще желающие попробовать есть? — я обернулся на девчонок и, конечно же, Лиза без промедления шагнула вперед и вцепилась в люксий как в натуральную решетку, которую собиралась вырвать.

Правда не то что вырвать, а даже взяться за нее толком у рыжей не получилось. Люксий отказался затвердевать в ее руках и все ее попытки поймать его были так же успешны, как попытки поймать текущую воду. Металл просто просачивался сквозь сжатые пальцы, не оставляя на них и капли (уверен, что даже молекулы) и снова занимал свое место в аморфной кристаллической решетке, живущей по своим законам.

Лиза не сильно расстроилась и даже не стала предпринимать второй попытки — по ней было видно, что она попробовала только потому, что это Лиза. Она не могла не попробовать.

А вот Трилла и Кейра так и не проявили желания совать руки в незнакомые шевелящиеся субстанции даже тогда, когда я посмотрел непосредственно на них. Только синхронно покачали головами в знак отказа, и только.

— Что ж. — я вернул взгляд к люксию. — Раз никто не желает… Тогда я сам попробую.

— Ни в коем разе не смею мешать. — Арамаки поднял руки, типа сдается. — Пробуйте себе на здоровье.

Я шагнул к люксию и протянул вперед руку, едва касаясь капель металла, сбегающих по вертикальным линиям метки.

Я ожидал, что они будут холодные и скользкие… И такими они и оказались. Словно крошечные льдинки, по прихоти неведомых сил замерзшие не кристаллами, а сохранившие форму капелек, протекли по моим пальцам, охлаждая их и будто бы заставляя кровь остановиться в сосудах. Сразу захотелось как-то согреть этот странный металл, хотя он и без того был жидким.

Согреть…

Ведь свет не только светит, он еще и греет. Причем греет зачастую даже больше, чем светит. Может, именно это и нужно люксию? Холод, он же на автомате воспринимается организмом как опасность, порою даже смертельная. Как то, от чего надо защищаться, чему надо противостоять. Какие уж тут яркие эмоции, которые нужны для того, чтобы пробудить проводник? Максимум эмоций, что могут родиться при воздействии холода — это апатия и смирение и вряд ли у кого-то повернется язык назвать их яркими.

Если только не искать в холоде ярких эмоций специально…

Я закрыл глаза и принялся вспоминать.

Жаркое лето, я с родителями на пляже. Мне всего десять лет, и во мне столько энергии, что хватит крутить всю планету в течение суток, если вдруг она остановится. Я купаюсь в реке, температура которой всего-то градусов двенадцать, и мне хорошо. А родители кричат с берега «Вылезай, уже все губы синие!» и они правда синие, но я об этом не знаю. Только понимаю, что меня колотит и трусит, когда вылезаю на берег и меня срочно сушат полотенцем и растирают уши, несмотря на тридцатиградусную жару…