Днем ими занимались Роберт и Роберта, вечерами – Клод, возвращающийся усталым из помещения, выбранного им под спортзал для тренировок детей-сирот в спортивной гимнастике. Пока там шел ремонт, но как-то вяло: бригада попалась неудачная, торговалась по каждому поводу. Они требовали, по сути, чтобы Клод стал прорабом. А сам прораб лишь принимал заказанные строительные материалы, делал то, что скажет хозяин. Поэтому Клоду многое пришлось усвоить в интернете. Но теперь, когда Софи вернулась к нему и в образе дочери никогда его не бросит, не променяет на другого, не заставит страдать, одним словом, ему любая работа была в радость. И он баюкал малышей по очереди.
Но при этом маленькая Соня всегда не засыпала дольше братика, глядя на Клода взрослыми глазами любящей женщины. А сынишка предпочитал быть «укачанным» Робертой.
Потом традиционно Клод влезал в автомобиль своего отца на заднее сиденье вместе со своей «сладкой ношей», следом осторожно влезала Роберта с Леоном в конвертике. И они везли крошек в дом, где поселились Миша с Лилией, получившие рабочие визы необычайно быстро по просьбе посла, который волею судеб оказался в курсе всей истории свадьбы Таубов и рождения малюток.
Там Клод укладывал обоих младенцев в двуспальную кроватку с качалкой. Она стояла в соседней со спальней Миши комнате. И любовники по очереди ночью вставали к близнецам, чтобы дать им бутылочки с грудным молоком от кормилицы или поменять подгузники. Но эти двое предпочитали в кроватку не возвращаться, чуть только их клали обратно, как они вопили возмущенно. После двух месяцев изоляции от человеческого тепла они просто требовали его. Так что отдыхали Лиля с Мишей только днем, после того как возили пару крикунов в дом Таубов – после того времени, как Клод уезжал на работу.
Круговерть любящих рук и перемещение в пространстве как раз и были в духе близнецов не только по сути, но и по Зодиаку. Об этом Софья не написала в своей книге об их жизни, потому что изначально они должны были родиться «львятами» по гороскопу.
Книгу эту Клод теперь читал, как некую библию, дозируя ее, как десерт к будням. Он словно слышал жену, которая в новом обличии не говорила еще. А потом видел уменьшенную копию ее лица и общался с ней глазами.
Никто из семьи никому не рассказывал о своем открытии с «переселением душ» – не хотели снова привлекать внимание прессы. Мало им было осады журналистами роддома после рождения малышей в полете через океан.
Заголовки типа «Рожденные на небе», «Мать ушла от них на небеса», «Маркиза Ангелов» теперь в раю» и все в том же духе больше месяца кругами распространялись по прессе всего мира. Теперь не хватало только заголовков типа «Муж думает, что его жена оккупировала тело новорожденной дочери!» или же прямых обвинений в том, что Клод сошел с ума из-за горя.
Кстати, угроза этого была велика. Ведь лучший друг Клода – Питер – женился на журналистке из гламурного издания – Ирэне. Оба они, естественно, приходили выражать соболезнование Клоду и видели его в «умопомрачении», как мягко выразилась Ирэна (к счастью, не в статье, а в разговоре с Робертой). И теперь эти двое намеревались прийти на крестины близнецов. Их организовали в той же церкви, где венчались Клод с Софьей. Крестными стали Миша и Лида. И Роберт, повязывая сыну галстук на церемонию, тихо попросил:
– Не откровенничай с Питером в отношении того, что ты считаешь, что Софья заново воскресла в теле дочки. Он, может, и не поверит в твою серьезность. Но расскажет жене, а она уж раздует из этого мировую сенсацию.
– Ты втайне думаешь, папа, что я рехнулся! – утвердительным тоном сказал Клод. – А я считаю, что так оно и есть, я уверен в этом. И не стесняюсь говорить о чуде. Я Ангелов вместе с Софьей и Таисьей видел воочию. Так почему же душа не может переселиться?
– Сынок! В Библии все описывается не так. Уверяю тебя…
– Папа, Библия в том виде, как существует, сведена из нескольких репортажей очевидцев через триста лет после событий. Присутствовали при них люди, а не Боги, у них с собой не было диктофонов и телекамер, им были даны заповеди числом десять. И каждую они ухитрились нарушить, даже те, кто точно знал, что видел сына Бога, уж не меньше десяти раз. Кто-то вообще посчитал все произошедшее на их глазах ловким фокусом, мистификацией. А это ведь было на самом деле. И я понял это еще в тот момент, когда увидел висящих в воздухе на энергетической подсветке трех Ангелов.
– Ладно, пусть так. Ты прав. А я – трус. Но мне бы не хотелось, чтобы теперь моего сына распяли на кресте, пусть даже и не деревянном, а скрещении общественных мнений.