Астролюдия

– Фред сбежал в самоволку! И теперь не знает, чем ему аукнется сегодняшний вечер. – Леон набросился на брата сзади и повис на плечах.

– Недрейфь, брат! Лучше быть плохим курсантом, чем плохим сыном. Отмажем тебя, вступимся, – пообещал Роберт.

– Справимся, – сообщила ему и Вера.

– И жизни не жалко за такого отца, не то что посидеть на гауптвахте, – с теплой грустью сказал Дин Рид. – Нам ты, Клод, жизнь не дал, но вернул, – емко сказал Эрос, чокаясь с Верой, а потом с Клодом, Софи, Дином Ридом.

Тут микрофон у них перехватил бывший квадратный мальчик, который стал более-менее прямоугольным, а уже не квадратным – Мартин Брот.

– А я хочу сказать Клоду, что все, что мы делаем и будем делать, – только для того, чтобы хоть приблизиться к тому идеалу человека и джентльмена, которым Клод стал к своим сорока годам.

Подойдя сзади и потянув голову Клода вниз за ухо, Настя прошептала:

– А я хочу подарить тебе секс этой ночью. Я знаю, знаю, что мы не должны. Но я тебе себя дарю, а не продаю в жены. Софья ничего не узнает. Никогда.

Клод обернулся и посмотрел в ее горящие неистовым желанием глаза, она была словно в религиозном экстазе. Клоду передалась ее страсть. Он весь вспыхнул.

– Пожалуй, пора разрушить образ святого, которым меня все воображают. А я хочуснова с тобой записать звуки страсти для новой музыки без рэпа.

– Запишем. И не раз, – глаза ее переливались в свете огней, которые уже зажглись для номера в исполнении воспитанников. Имя юбиляра, выложенное в воздухе телами парней, которых сам он научил гимнастике.

А после этого (как раз уже стемнело, как следует), размотав, опустили большой белый экран и запустили с проектора фильм об истории любви Клода и Софьи.

Его смотрели стоя все почти два часа. И плакали, не стесняясь.

Настя стояла, обняв Клода за талию на глазах у дочери. Но все, кто видел это произведение под музыку Гии, не могли чувствовать ничего, кроме заражения любовью, омовения ею. Соня оказалась в кольце рук Фреда. А Вера прижалась к Эросу.

Роберт с Робертой держались за руки.

Клод был так… измучен. Он вначале почувствовал восторг и опьянение, потом горечь и горе, потом у него было похмелье от горько-сладкого коктейля чувств. И ощущение неизбывного несчастья нахлынуло после последних кадров. Будто он снова все пережил и снова потерял.

Голова болела и сердце бухало неровно. И при этом он был счастлив. Его любимую оживили на два часа, возродили в прежнем теле. Которое он любил, чего греха таить, больше, чем ее душу, в те времена, когда у него был выбор…

Экран свернули. Все молчали. Потом зааплодировали.

– Браво! – кричали и гости, и официанты, и даже те, кому фильм был виден с тротуара.

– Тебе понравился фильм? – спросила Софья отца. Ее глаза сияли перед ним в точности как там, на большом экране. От воспоминаний о любви. И при этом сзади нее нынешней стоял Фред и смотрел на отца с состраданием.

Клод не ответил дочери, только пожал плечами, уходя в тень деревьев у ресторана.

Он и правда не знал, что сказать. Зато, оказавшись вдали от всех, позвонил Гие. Не мог он тайком воспользоваться его женой.

– Слышал твою музыку. Ты все почувствовал верно.

Гия с трудом проглотил комок в горле и ответил:

– Мы все тогда любили не столько друг друга, сколько вас с Соней. Вашу любовь. Поэтому женились, надеясь, что и у нас будет что-то наподобие. Но не бывает ни одной похожей любви. А все рассказы о ней – это как… Шопен, переделанный в рингтон. – Он помолчал, собираясь с силами. – Скажи Насте – я ее понимаю. Просто не умею делиться, поэтому на нее и обозлился. И с тобою, Клод, мы больше не друзья. Но дочь надо вернуть мне.

Клод отключился, не отвечая ничего. И не сказал о разговоре Анастасии.

Настя под шумок увела его с праздника сразу, как включили свет в ресторане и подали десерт. Пошла дарить себя. Из душа она вышла с ленточкой на шее, как и полагается подарку. Голый Клод уже ждал ее, поставив рэп из фильма с записью голоса Софьи.

– Итак, мы будем любовниками. Как Соня прописала. И я тебя буду любить, а ты меня – нет. – Ей было горько и сладко от такого самопожертвования.

– Прости за это! – сказал Клод. И тут же чуть не проглотил ее рот в поцелуе.

– Я не могу больше сопротивляться мужчине в себе, – сказал он после этого виновато.

– Ты просто изголодался по сексу, я не обманываю себя на этот счет. А я… я готова умереть, только чтобы испытать любовь с тобой. Наверное, всегда. Но я врала себе и двум мужьям. Или я просто не знала, что любовь – она такая, что больно и уши закладывает от твоего совершенства. Будто стоишь на вершине и задыхаешься от перенесенных усилий и головокружительной высоты.

Клод молча притянул ее к себе.

– О, не клянись, целуй. Не верю женским клятвам.

Их сладок звук, но слаще поцелуй – подарок милых губ.

А слово, что ни говори, всего лишь… воздух, облачко вдали.

– Соня написала? – робко спросила физик по образованию.

– Нет. Гейне. И я.

И диалог больше не возобновлялся. Не раз повторив несколько захватов и перебросов, углублений, взлетов и ударов об пол, оба, наконец, угомонились на липких простынях.