– Мистер Грэм, – робко добавила доктор Мэйбл, – возможно, вас как-то успокоит тот факт, что на закон обратных квадратов телепатия тоже не обращает ни малейшего внимания. На расстоянии в полмиллиарда миль уровень сигнала был столь же высок, как и тогда, когда телепаты работали в соседних комнатах.
Грэм осел на месте.
– Я и сам не знаю, легче мне от этого или нет. Я сейчас пытаюсь переосмыслить все, во что я раньше верил.
Заминка с братьями Грэм внесла кое-какую ясность, но отвлекли нас от основной цели этого собрания, состоявшей в том, что мистер Говард пытался уговорить нас записаться в астронавты. Меня уговаривать было не нужно. Я думаю, что любой мальчишка мечтает отправиться в космос; мы с Пэтом однажды сбежали из дома, чтобы записаться в Космический десант, – а это намного серьезнее, чем просто попасть на рейс Земля – Марс – Венера, это означало лететь к звездам.
Звезды!
– Мы рассказали вам об этом до истечения срока ваших исследовательских контрактов, – объяснил мистер Говард, – чтобы у вас было время все обдумать, а у нас – время, чтобы объяснить вам все условия и преимущества этого предприятия.
Мне было все равно, какие там были преимущества. Если бы они предложили мне прицепиться к космическому кораблю сзади на санках, я бы согласился, ничуть не беспокоясь о выхлопах двигателя, космическом скафандре и прочей ерунде.
– Обоим членам телепатической пары будут предоставлены равно хорошие условия, – заверил он. – Отправляющийся в космос получит отличную оплату и отличные условия труда на одном из лучших современных факельных кораблей, в составе экипажа из людей, отобранных как из соображений специальной подготовки, так и из соображений психологической совместимости. Остающийся на Земле будет обеспечен как с финансовой стороны, так и в смысле заботы о его здоровье. – Он улыбнулся. – Забота о здоровье – это уж обязательно. Совершенно необходимо будет сохранить его в живых столь долго, сколько это может делать наука. Не будет преувеличением сказать, что, подписывая этот контракт, вы продлеваете свою жизнь лет на тридцать.
Тут я сообразил, почему все близнецы, которых они тестировали, были молодыми людьми. Тот из них, который отправится к звездам, не состарится слишком сильно, он ведь будет двигаться почти со световой скоростью. Даже если он будет отсутствовать целое столетие, оно не покажется ему слишком длинным – а вот оставшийся близнец будет стареть. Им придется трястись над ним, как над королевской особой, сохраняя его в живых, – иначе их «радио» сломается.
Пэт сказал:
Но мистер Говард продолжал свою речь:
– Мы хотим, чтобы вы все это тщательно обдумали, это самое важное решение в вашей жизни. На ваши плечи и на плечи таких же, как вы, из других городов, рассеянных по земному шару, на вас, представляющих крохотную долю одного процента рода человеческого, на плечи столь немногих возложена надежда человечества. Так что обдумайте все хорошенько и, если вас что-либо беспокоит, дайте нам возможность все вам объяснить. Не торопитесь принимать решение.
Рыжие девицы встали и, задрав носы, вышли из зала. Им не надо было говорить, чтобы стало ясно, что они не собираются иметь ничего общего с таким не женским, грубым и вульгарным занятием, как исследование космоса. Они шествовали в полной тишине, и Пэт сказал мне:
Когда девицы проходили мимо нас, он совсем разошелся и издал длинный неприличный звук, и я тогда только сообразил, что это не телепатия, потому что рыжие как-то напряглись и пошли быстрее. Раздались неуверенные смешки, а мистер Говард быстренько вернулся к делу, словно ничего такого не случилось. Тем временем я ругал Пэта.
Мистер Говард сказал, чтобы мы приходили завтра в обычное время и тогда представитель Фонда объяснит нам все подробности. Он предложил, чтобы мы приходили со своими адвокатами или (те из нас, кому не было восемнадцати, каковых было больше половины) со своими родителями и их адвокатами.
Пэта, когда мы уходили, прямо распирало, но у меня энтузиазм куда-то испарился. Посреди речи мистера Говарда меня наконец осенило: одному из нас придется остаться, и я знал, кто это будет, так же точно, как то, что бутерброд всегда падает маслом вниз. Возможные лишние тридцать лет меня не очень привлекали. Какой смысл провести эти тридцать лет упакованным в вату? Для того, который остается, уже не будет никакого космоса, даже в пределах Солнечной системы… А я даже не был еще на Луне. Я сделал попытку чуть притушить энтузиазм Пэта и пояснее нарисовать ему картину, потому что будь я проклят, если на этот раз я безропотно возьму меньший кусок торта.
– Слышь, Пэт, мы про это дело будем тянуть спички. Или монету бросим.
– Чего? Про что это ты?
– Ты прекрасно понимаешь, про что это я.
Он только отмахнулся от меня и ухмыльнулся:
– Ты, Том, слишком много мельтешишь. Они составят команды так, как им хочется. Мы тут ничего решать не будем.