Астронавт Джонс

Повсюду была разбросана галька, и утесы возносили свои обглоданные непогодой вершины к ободу этой необъятной скалы. Противоположная сторона, удаленная километров на двадцать, была значительно ниже, казалась призрачной и слегка голубоватой. Края ущелья, находившиеся так далеко, выглядели расплывчатыми. У Коффина было такое ощущение, что ущелье это достигает чудовищной глубины, раскалывая на куски целые горные массивы, но даже приблизительно определить его размеры было невозможно. Ему показалось, что где-то далеко внизу сверкнула река, но он не мог поручиться, что это не обман зрения. Слишком уж много горных вершин и обрывов, слишком большое расстояние было между краем скалы и дном этой пропасти.

Коффин знал, что должен с благоговением взирать на это творение Господа, но не чувствовал ничего, кроме головокружения и чудовищного давления, от которого, казалось, вот-вот лопнут глаза.

Он сел рядом со Свободой. Каждое движение давалось с величайшим трудом. Руки и ноги стали свинцовыми.

Свобода зажег сигарету. Последней, еще не затуманенной частью своего сознания Коффин подумал: «Лучше бы он не отравлял себя лишний раз. Уж очень он хороший парень».

— Еще одна Расселина, — пустым голосом произнес Свобода. — Под правильным углом к той, по которой мы спускались.

— И мы — первые представители рода человеческого, увидевшие ее, — отозвался Коффин, жалея о том, что слишком уж он жалок сейчас, чтобы произносить такие высокие слова.

На Свободу, видимо, напало такое же отупение.

— Да, мы зашли дальше, чем предыдущая земельная экспедиция, и к тому же исследователи, даже имея запас кислорода, никогда не спускались в этом направлении. Хотя в других местах они встретили много таких же провалов. Их, наверное, породил какой-нибудь тектонический процесс. Планета, которая плотнее Земли, вряд ли обладает похожей геологией. Горы здесь, безусловно, гораздо выше.

— Эта пропасть не такая отвесная, как Расселина, — услышал Коффин свой собственный ответ. — На склонах даже держится почва, как вы, вероятно, заметили. Но, конечно, она шире и глубже.

— Потому что топография этой местности чуть менее вертикальная. — Свобода выдохнул дым, закашлялся и выплюнул сигарету. — Проклятье! Я не могу курить в таком воздухе. И какого черта вы тут бормочете? О чем?

— Да так, ни о чем.

Коффин откинулся назад и прислонился к рюкзаку. Ветер так быстро просушил его мокрую от пота одежду, что вскоре ему стало уже не жарко, а холодно. Лес проснулся и загудел от порывов ветра. Его скорость была не очень велика, но высокое давление превращало ее чуть ли не в скорость урагана.

Сила ветра пригодится, когда люди, наконец, смогут спуститься с горных плато. Но когда это будет? Наверняка не раньте, чем через несколько поколений. Мельницы богов работают медленно, но зато перемалывают добротно — в порошок. Хотя нет, не всегда медленно. Мельницы наступивших на Земле перемен мололи быстрее, чем это было необходимо, чтобы динозавры успели приспособиться к изменившемуся климату; быстрее, чем наука и техника могли развиваться, чтобы поддержать культуру растущего населения Земли. Растум тоже был подобен гигантскому жернову, который крутился и крутился среди звезд, перемалывая в пыль людей, ибо Господь раскаивался в том, что сотворил человека…

— Ну, что ж, — сказал Свобода, — едва ли он полез в эту яму, так что нам лучше сменить направление поиска.

Эти слова были для Коффина таким приятным барьером, отгородившим его от полуреального кошмара, что их смысл не сразу дошел до него.

— А?

Свобода хмуро посмотрел на него:

— Клянусь небом, вы похожи на живого мертвеца. Мне кажется, вы не протянете даже до вечера.

Коффин попытался сесть прямо.

— Нет, нет. Я выдержу, — хрипло сказал он. — Но что вы предлагаете? Насчет нашего дела, — заботливо добавил он, боясь, как бы Свобода не понял его вопроса превратно. Разговаривать было нестерпимо тяжело.

В голове возникали какие-то обрывки мыслей’ «Песок в легких. Я больше не могу думать. Он тоже. Но я смогу уйти, даже если мой мозг отключится. Не уверен, что Свобода тоже сможет или захочет».

— Я хотел предложить вам двигаться по краю этого каньона в южном направлении до наступления темноты, а завтра утром срезать по прямой обратный путь к Расселине. Таким образом мы описали бы большой треугольник.

— А что если пойти на север? Северное направление гоже надо проверить.

— Если вам так хочется, мы, конечно, можем пойти не в южном, а в северном направлении. Можно даже бросить жребий. Но идти одновременно на север и на юг невозможно. Мы должны покинуть этот уровень не позднее завтрашнего утра, потому что оставаться здесь дольше слишком опасно. А мы не имеем права рисковать, потому что нас ждут наши семьи.

— Но Дэнни ведь не умер, — умоляющим голосом проговорил Коффин. — Мы не можем бросить его здесь.

— Послушайте, — сказал Свобода.

Он сел, скрестив ноги, провел рукой по волосам и начал говорить, сопровождая свои слова усиленной жестикуляцией.