— Конечно, эта система будет несколько изменена. Я не намерен вовлекать в нее безнадежные семьдесят пять процентов населения. Пусть живут в свое удовольствие. Не составит труда завысить приемные стандарты, чтобы чернь осталась в стороне. Мне же нужен указ, предусматривающий государственное финансирование и официальные требования ко всему основному образованию. Я оставляю в покое ремесленные центры, академии, монастыри и другие полезные или безвредные учебные заведения. Но школы, где преподавание ведется в соответствии с принципами конституционализма, будут объявлены школами недопустимо низкого стандарта. Я уволю учителей и заменю их хорошими преданными наемниками.
— Может возникнуть недовольство, — предупредил Дилоло.
— Да, но не думаю, что недовольных будет слишком много. Конечно, родители будут возражать. Но что они смогут сказать? Ведь государство во внезапном приливе щедрости снимает с их плеч тяжесть платы за обучение (неважно, откуда мы возьмем средства для этого) и обеспечивает качественные занятия и знания их детей и их адаптацию в обществе. Если же у родителей появится желание дополнительно внушить своим чадам собственные маленькие смешные идейки, то они смогут заниматься этим по вечерам и во время каникул.
— Ха! — усмехнулся Чандра. — Много пользы тогда принесет эта реформа!
— Именно много, — согласился Свобода. — Саму философию мы трогать не будем. Однако ты не усвоишь ее как следует, слушая по часу в день лекции усталого отца, в то время как тебе хочется поиграть с друзьями в мяч. К тому же твои неконституционалистически настроенные одноклассники будут высмеивать твои странности. Родители вряд ли будут способны организовать общественную поддержку своих интересов. Их потомство, воспитанное в подобном духе, никогда не устроит революцию, и мы убьем конституционализм в его же собственной колыбели.
— Однако вы все еще не доказали, что результат стоит того, чтобы беспокоить себя этим убийством, — съязвил Новиков.
Ларкин мстительно поддержал его:
— Я знаю, в чем причина. В том, что единственный сын мистера Свободы — конституционалист. В том, что они порвали свои отношения десять лет назад и с тех пор не разговаривают!
Глаза Свободы побелели. Его взгляд остановился на Ларкине и застыл. Ларкин начал ерзать, вертеть в пальцах карандаш, посмотрел в сторону, потом назад и вытер с лица пот.
Свобода продолжал смотреть на него. В комнате стало очень тихо. И так же тихо стало в остальных комнатах, изображение которых передавалось сюда из разных точек Земли.
В конце концов Свобода вздохнул:
— Я изложу вам все факты и детали анализа, господа, — сказал он. — Я докажу, что конституционализм несет в себе семена социальных перемен, причем перемен радикальных. Может быть, вы хотите вернуть атомные войны? А может, вы считаете, что буржуазия достаточно сильна, чтобы иметь свой голос в правительстве? Последнее звучит менее угрожающе, но я уверяю вас, господа, что в таком случае Стражей можно будет считать мертвецами. Ну, а теперь, в доказательство моего утверждения, я начну с…
Дом Терона Вульфа оказался на пятом ярусе когда-то респектабельного района. Джошуа Коффин помнил, как почти столетие назад это здание одиноко возвышалось среди садов и только сумрачное облако на востоке указывало, где находится город. Но теперь город с его низкими пластиковыми скорлупками поглотил этот дом. Сменится еще одно поколение, и здесь уже будет территория Нижнего уровня.
— Однако, — заявил Вульф, — я прожил здесь всю свою жизнь и с какой-то сентиментальностью привязался к этому месту.
— Прошу прощения? — Коффин был удивлен.
— Возможно, звездолетчику это понять трудно, — улыбнулся Вульф. — Так же, как, впрочем, и большинству Граждан из категории осторожных, которым вообще незнакомы глубокие чувства. Они даже в большей степени кочевники, чем вы, Первый Офицер. Обычно ты или принадлежишь к семье Стража и обладаешь имением, или являешься безымянным человеком из толпы, слишком бедным, чтобы двинуться куда-нибудь, оборвать свои корни. Но я — исключение, потому что принадлежу к среднему классу, — он почесал бороду и через некоторое время саркастически добавил: — Кроме того, трудно найти квартиру, которая сравнилась бы с этой. Не забывайте, что с тех пор, как вы улетели, население Земли удвоилось.
— Я знаю, — сказал Коффин более резко, чем намеревался.
— Но войдемте же.
Вульф взял его под руку и повел с террасы. Они вошли в комнату старинного стиля с широкими окнами, массивной мебелью и панелями, из дерева, возможно настоящего, с полками, установленными большими и маленькими книгами, и несколькими потрескавшимися от времени картинами, написанными маслом.
Жена коммерсанта, скромная женщина лет пятидесяти, поклонилась гостю и вернулась на кухню. Неужели она действительно сама готовила? Коффин был, непонятно, почему тронут.