Астронавты в лохмотьях

«…Мне хотелось бы, чтобы со мной сейчас была Джесалла… Джесалла и Толлер… я бы отдал их друг другу… попросил принять друг друга… Опять сплошная ирония: Толлер всегда хотел стать другим человеком, стать похожим на меня… а когда он стал новым Толлером, в прежнего Толлера превратился я… настолько, что даже пожертвовал жизнью ради чести… Этот жест я должен был сделать до того, как Леддравор надругался над моей красавицей женой… Толлер был прав на этот счет, а я – со своей так называемой мудростью – твердил ему, что он ошибается… Джесалла умом понимала, что Толлер ошибается, а сердцем чувствовала, что он прав…»

Боль кольнула грудь, и начался приступ дрожи. Панорама впереди стала неестественно плоской. Появились новые птерты. Они парами и тройками плыли вниз к равнине, не обращая на него никакого внимания. Обрывочные, сонные мысли потекли напоследок в его голове.

«…Бедный Толлер… он многого достиг, а чем я его вознаградил?.. Обидой и завистью… я обидел его в день погребения Гло, и это удалось мне только потому, что он меня любит… а он ответил на мой мелочный выпад с любовью и достоинством… бракка и птерта идут рука об руку… я люблю «братика»… не знаю, поняла ли Джесалла, что тоже его любит… иногда так трудно в этом разобраться… конечно, бракка и птерта идут рука об руку – они партнеры по симбиозу… только теперь я понял, почему мне не хотелось лететь на Верхний Мир… там будущее, а будущее принадлежит Джесалле и Толлеру… не из-за того ли я подсознательно решил не ехать с Леддравором, выбрал свою Яркую Дорогу?.. А может быть, я просто освободил дорогу Толлеру?.. Исключил себя, как лишний множитель в уравнении?.. Я всю жизнь занимался решением уравнений…»

Огонь в груди жег Лейна все сильнее, он начал задыхаться и обильно потел, хотя кожей ощущал смертельный холод. Планета казалась картиной, нарисованной на измятой ткани. Настало время для желтого капюшона. Непослушными пальцами Лейн поднял его и надел на голову: предупреждение каждому прохожему, что человек умер от птертоза и к телу не следует приближаться по меньшей мере пять дней. Прорези для глаз оказались не на месте, но Лейн уронил руки по бокам и не стал выравнивать капюшон. Его вполне устраивал личный мирок бесформенной и неясной желтизны, в котором сошлись пространство и время.

«…Да, насчет наскальной живописи я был прав… круг изображает птерту… бесцветную птерту… она еще не выработала специальных ядов… Кто это меня спрашивал про розовую птерту?.. И что я ответил? Что голый ребенок не боится этого шара, потому что знает – шар не причинит вреда?.. Конечно, я все время разочаровывал Толлера недостатком мужества… пренебрежением к чести… теперь он может гордиться мной… Хотел бы я увидеть его лицо в тот момент, когда он узнает, что я предпочел умереть, лишь бы не ехать с… Не странно ли, что ответ на загадку птерты всегда был на небе?.. Круг Верхнего Мира и Дерево – символы птерты и бракки, сосуществующих в гармонии… опылительные залпы бракки кормят птерту… Чем кормят?.. Пыльцой, маглайном, зеленым и пурпурным… а птерта за это выискивает и уничтожает врагов бракки… Надо бы защитить Толлера от Леддравора… он думает, что не уступит принцу, но я боюсь… Я боюсь, что никому не сказал про бракку и птерту! Сколько времени я это знал?.. Я сплю?.. Где моя любимая Джесалла?.. Я могу еще шевелить руками?.. Я могу еще?..»

Глава 17

Принц Леддравор посмотрел на свое отражение в зеркале и нахмурился.

Даже во время жизни в Большом Дворце он предпочитал обходиться без прислуги при утреннем туалете, на который тратил порядочно времени. Он сам полировал бритву из бракки, доводя лезвие до совершенства, а щетину смачивал горячей водой. В результате, к своей досаде, он соскоблил слишком много кожи под подбородком. Он не то чтобы порезался, но у горла выступили капельки крови, и сколько он их ни стирал, тут же появлялись новые.

Вот что случается, когда живешь как изнеженная девица, – мысленно посетовал он, прижимая к горлу влажное полотенце в ожидании, пока прекратится кровотечение.

Зеркало – сложенные вместе два стекла разных сортов – отражало свет почти полностью, но, поворачиваясь к окну, Леддравор мог разглядеть сквозь стеклянный сандвич его яркие прямоугольники на том месте, где, казалось бы, стоит он сам.

«Как это уместно, – подумал он. – Перед восхождением на Верхний Мир я становлюсь этаким бесплотным призраком. Реальная жизнь, единственная, которая вообще имеет значение, закончится для меня, когда…»

Его мысли прервал топот, донесшийся из соседнего помещения. Обернувшись, Леддравор увидел в дверях ванной комнаты майора Яхималта, человека с квадратным торсом, служившего адъютантом по связи между дворцом и базой небесных кораблей. Заметив, что Леддравор не одет, Яхималт попятился.

– Простите, принц, – сказал он, – я не знал…

– Ты что, парень? – рявкнул Леддравор. – Если у тебя есть сообщение, давай выкладывай.

– Донесение от полковника Хипперна, принц. Он передает, что у главных ворот базы собирается толпа.