Астроном

– Да ничего особенного. Спустя несколько дней пришло письмо без обратного адреса, а в нем мой чек. Жене я ничего не сказал, чек порвал и незаметно выкинул в мусорное ведро. Роман вышел вовремя и теперь живет самостоятельной, отдельной от меня жизнью. Когда я оказываюсь в Галилее, или проезжаю по Голанам, мне почему-то кажется, что меня ждут. Скрипит гравий под легкими девичьими шагами, кивает головой Валентино, электрически посверкивает пампилья в красновато-коричневом калабасе. Может быть, мы еще встретимся. Кто знает…..

– Ты врешь, – сказал Моти, поднимаясь со стула. – Ты все придумал, от начала, до самого конца. Стареющий пень, размечтавшийся о чужой весне. Наверное, ты давно не подходил к зеркалу.

– Да, – сказал я. – Конечно, я все вру. Врал и продолжаю врать. В этом и состоит мое писательское призвание.

Глава третья НА ПОДСТУПАХ К УСЫПАЛЬНИЦЕ

– Но где же яичница? – громогласно возопил Моти и двинулся на кухню.

Дядя Сэм мыл посуду.

– Я звал вас раз пятнадцать, – сказал он, – да вы так увлеклись беседой, что ничего не замечали. Пришлось поднимать с коек ребят.

– Бедолаги! – Моти вернулся в наш угол и с размаху плюхнулся на стул. – А счастье было так близко, так доступно.

– Глядите, кто пожаловал, – часовой, неслышно сидевший до той поры в углу площадки, подскочил и трусцой побежал к входной двери. Мы перегнулись через парапет. Внизу стоял джип командира роты. Обычно в это время он не приезжал, значит, что-то случилось. Раздался скрежет и лязг отодвигаемой колючей проволоки, которой на ночам щедро окутывали лестничную клетку перед нашей дверью, и на площадке пентхауза возник сам командир.

– Отдыхаете, значит, – спросил он, уставясь на Мотину майку и трусы. – А ну, ты и ты, – он ткнул пальцем в мою сторону, – через пять минут стоять передо мной в полной боевой выкладке. Повторяю, в полной!

Он поднес часы к глазам и добавил:

– Время пошло.

Сказать, что мы оторопели, значит, ничего не сказать. В каждом деле есть неписаные правила, годами сложившиеся традиции, воспринимаемые всеми как объективная, не подлежащая изменениям реальность. Подобного рода фокусы с облачением в полную выкладку практикуются только на курсе молодого бойца. Применяют их также в частях регулярной службы, но никто и никогда не гонял подобным образом немолодых резервистов, к тому же после целого дня, проведенного на крыше. Мы оторопело посмотрели на командира, однако он только постучал ногтем по стеклу часов и бросил:

– Тридцать секунд уже прошли.

Мы бросились в комнатку. Полная выкладка– это значит автоматическая винтовка М16, два магазина с патронами, фляжка, до верху заполненная водой, противогаз, каска, бронежилет, не говоря про брюки, рубашку, толстые носки и ботинки со шнуровкой. Все амуниция была свалена возле кроватей и развешена на спинках стульев. Напялить ее на себя за пять минут казалось невозможным.

Мы уложились в десять. Командир роты, укоризненно покачивая головой, обошел нас раза четыре. Весь наличный состав подразделения столпился на крыше пентахауза и с нескрываемым любопытством наблюдал за ходом действия. Скучна караульная служба, а тут такой неожиданный подарок со стороны начальства!

Остановившись перед нами, командир с минуту раскачивался на носках, выдерживая паузу, достойную лучших традиций шекспировских трагедий. Затем он вытянул правую руку и, направив указующий перст в сторону ботинок, грозно вопросил:

– А где резинки?

На крыше воцарилась абсолютная тишина. По правилам, чтобы концы брючин свободно не болтались, их прихватывают специальными резинками. Сей аксессуар воинской амуниции служит, в основном, для курощения новобранцев, а также для придания бравого вида личному составу во время смотров и парадов. О резинках в боевых войсках, непосредственно соприкасающихся с противником или несущими, как мы, караульную службу, никто никогда не вспоминал. Если командир завел речь о резинках, то значит, что он настроен весьма агрессивно и только ищет повод для наказания.

– Вытащить фляги, – прозвучало следующее указание.

Мы достали фляги. Понятное дело, что за считанные минуты, отведенные на сборы, нацедить из вялотекущей – последний этаж! – струйки целую фляжку попросту невозможно. Командиру сей факт был известен не хуже нашего, но он с плохо скрываемым злорадством заставил нас открутить крышки и, перевернув фляжки донышком вверх, продемонстрировать зрителям редкие капли, оставшиеся в них после дневного дежурства. Сразу после этого ротный разразился набором непереводимых идиом на армейском израильском сленге, самые нежные из которых можно было бы условно обозначить как «аника воин» и «драные портки».

– Вот вы, – он сделал неопределенно пренебрежительный жест в сторону наших, покрытых касками, голов. – Кипы на головах носите, то есть считаете себя религиозными. Ну-ка, объясните, почему во время пасхального седера, упоминая о казнях египетских, отливают вино из чаши?