Асунта

- Не понимаю.

- Разумеется не понимаете. Да и как могли бы вы понять? Это почти намеки, это косвенные указания, не правда ли? Но вот как все случилось на самом деле. Уже давно... о, как давно! Много десятилетий тому назад я приехал в Гравборон по поручению начальства и остановился в этой самой гостинице. На утро я сделал прогулку. И сама деревня и окружающие места показались мне очень красивыми, так {107} что мне захотелось со всем лучше познакомиться, все лучше узнать, и наладить хорошие отношения с местными жителями. Сначала я попробовал заговорить с сидевшей на скамеечке старушкой. Напрасно. Она молча на меня смотрела, точно была глухой или немой. Хозяйка гостиницы (теперешняя хозяйка, вероятно, ее дочь) отвечала только на те из моих вопросов, которые касались еды и уборки. Так же сухо обошлись со мной в табачной лавке, и в бакалейной торговле, и у булочника. Еле-еле отвечали, цедили сквозь зубы полувнятные слова.

Я приписывал эту враждебность тому, что был официальным лицом, приехавшим для наведения справок. Но могло ее вызвать и мое непривлекательное телосложение. Достаточным объяснением ни то, ни другое не было, но лучшего я не находил. Чем дальше шло дело, в тем большем я оказывался недоумении. Какой-то крестьянин, встреченный на дороге, в ответ на вопрос куда ведет дорога, не только не произнес ни слова, но от меня отвернулся. Девушка, которую я спросил, где мэрия, молча указала пальцем направление. Когда в передней гостиницы я спросил почтальона, нет ли мне писем, он с официальной сухостью сказал, что меня не знает и передал адресованный мне пакет хозяйке. Нигде и никогда не натыкался я на такую враждебность, на столько подозрительности. Узнать причины этого особого склада характера на месте было очевидно невозможно.

Вернувшись в Париж я стал искать объяснений в исторических и этнологических исследованиях, в словарях, посетил не раз и не другой Национальную Библиотеку, роясь в списках и каталогах, надеясь найти относящиеся к Гравборону документы. В результате я пришел к некоторым выводам, вполне, впрочем, гипотетическим и спорным. Не исключено, что необыкновенная замкнутость жителей этой деревни последствие долго свирепствовавших в этих местах религиозных войн, во время которых на долю их предков выпали неимоверные испытания, после которых они так и остались разделенными на два враждебных лагеря - католиков и протестантов. Соответственно выковались характеры. Были тут, сколько я мог установить, и Сарацины. Кто еще тут властвовал? разве можно сказать? Архивы погибли почти целиком. И уж конечно во время этих войн было сведено великое множество личных счетов, память о которых, вероятно, и по сей день жива в отдельных семьях. Возможно, что именно это легло в основу замкнутости, несообщительности (так в оригинале), враждебности ко всему иногороднему, по крайней мере в тех деревнях, где особенно много было совершено жестокостей и особенно много пролито крови. Могут быть, конечно, и какие-нибудь другие объяснения, может быть я и ошибся. Но так ли это важно? Не все ли это равно, раз мне это показалось правдоподобным и меня удовлетворило?

Но, конечно, остается противоречие между так прочно укоренившимися воспоминаниями о фанатических жестокостях и чудесной природой, которую мы видели из окна автокара. Я и спросил себя: нет ли в этой природе каких-нибудь ей одной присущих свойств? В зимние месяцы, например, когда листья падают, то красок остается не {108} много, проступают линии и все делается похожим на гравюру. Тогда противоречие если не совсем исчезает, то становится гораздо меньшим. Прибавьте ветер, прибавьте холод, прибавьте ранние сумерки... Я подумал, что для того, чтобы лучше себе объяснить характер Гравборон-цев, - надо попробовать сблизиться с окружающей их природой, и на себе испытать ее особенности. И купил домик. И стал составной частью скрытой за красками гравюры. И без всякого труда, точно бы подчинившись какому-то требованию, создал свое Царство видений, в котором и утвердил и деревню, и ее жителей. Варли замолк.

- И котловину с пестрыми бабочками, и Хана Рунка, и мальчика с белой собачкой тоже? - спросил Савелий.

- Да. Но это все разветвления, надстройки, дополнения, позже присоединенные владения. В ту пору надо было сделать первый шаг. - найти и купить домик. В нем я проводил все каникулы и, между ними, приезжал насколько возможно чаще. Гравборонцы меня не приняли? Что ж такого. У себя в домике я заменил их недосягаемые легенды своими собственными. Стоило мне подумать об этих поколеньями у себя запирающихся людях, - и воображение подсказывало нужные образы. И все они были приняты мной в Царство мое. Но почему вдруг стало так холодно? И откуда этот дым, от которого слезы в глазах?

- Мадам, - позвал Савелий хозяйку, - нет ли у вас дров посуше?

- Это миндальное дерево. Лучшего для камина нет.

- Однако, камин дымит просто невозможно.

- В Гравбороне дымят все камины.

Савелий накрыл плечи старика одеялом и немного больше растворил дверь.