Асы нелегальной разведки

Каждая операция в порту тщательно готовилась, чтобы избежать провала. За день до операции заряд перевозили в подвал конспиративной квартиры. За несколько часов до закладки взрывное устройство доставляли к месту передачи исполнителям акции. Передача заряда осуществлялась на явочной квартире близ порта. Нервные нагрузки, которые испытывали участники операции в день «Д», были огромными. Больше всех стрессу был подвержен Иосиф. Ведь он болел за исход каждой операции по закладке, зная о том, что любая случайность может сорвать идеально просчитанную хронограмму действий.

Первое время «зажигалки» проносили в порт в сумках с едой. В течение нескольких месяцев Д-команда действовала без видимых осложнений. Заряды конспиративно закладывались среди грузов на выходящие в рейс суда. Через несколько дней пути в трюмах неожиданно вспыхивал пожар. Команды судов были подготовлены для всех чрезвычайных ситуаций военного времени, в том числе для борьбы с огнём. Чаще всего с пожаром удавалось справляться, но ценой потери значительной части груза. Пожары на судах с грузами для стран «оси» возникали с пугающей регулярностью. После каждой удачной диверсии портовая стража ужесточала меры безопасности. Обязательным был личный досмотр рабочих и служащих, проверка содержимого сумок, свёртков и пр.

Эти меры вынуждали подбирать оптимальные формы и размеры зарядов. Первые образцы были в виде небольших фляжек. В ходе операций приходилось менять их внешний вид и камуфлировать под различные бытовые приборы. Остановились на заряде плоской формы, внешне напоминавшем небольшую грелку. Заряд привязывали к внутренней стороне бедра, что позволяло успешно проходить контроль.

Обычно загрузка судна продолжалась 2–3 дня. На ночь в команду сторожей входил агент. На процедуру закладки взрывчатки уходило не более 10–15 минут: надо было распороть шов мешка с селитрой, выбрать и выбросить часть минерала, заложить «зажигалку» и снова зашить мешок. Казалось, что всё было предусмотрено, и все-таки никто не застрахован от чрезвычайных ситуаций.

Однажды заряд из-за технического дефекта воспламенился на борту одного из судов прямо в порту. Пламя стало лизать мешки с селитрой. Возникла угроза, что огонь перебросится на соседние суда. Горевшее судно спешно отбуксировали на середину акватории порта. Тут же подоспели пожарные катера с мощными водомётами, но было поздно: несколько портовых рабочих ушли на дно вместе с судном. Но через несколько дней организовали подъёмные работы и силами военной контрразведки было проведено расследование. В одном из мешков нашли искорёженные куски металла и следы зажигательной смеси. Вывод был очевиден: совершена диверсия. Полиция начала следственные действия. Никаких следов. Чтобы спасти честь мундира, следователи остановились на окончательной версии о том, что «зажигалки» закладывались на судно не в Буэнос-Айресе, а в чилийских портах. Это мол, дело рук английской и американской разведок.

Через следователей прошли практически все члены Д-группы. «Временно лечь на дно», — такой приказ отдал «Артур» членам разведгруппы. В своих квартирах агенты уничтожили все материалы, которые могли бы служить компроматом. В своей деятельности скрупулёзно соблюдались меры безопасности и конспирации.

Свою четвёртую командировку в Чили Григулевич совершил в марте 1942 года. В этот приезд он встретился с Давидом Сикейросом на импровизированной конспиративной квартире. Сикейрос поставил вопрос прямо: «Мне пора возвращаться домой, в Мехико. Будь что будет. Свои обязательства перед Советским Союзом я полностью выполнил. Меня ждут новые творческие дела. Я не могу жить в глухомани. Если Москве потребуется моя помощь, ты знаешь, как со мной связаться».

Григулевич понимал, что Сикейрос не отступится от своего решения. Его не переубедишь. И в самом деле, сколько он должен прозябать в Чили, чтобы забыли о его причастности к операции «Утка»?

«У меня нет возражений, — сказал Иосиф. — Художнику нужны новые впечатления, поездки, выставочные залы и хорошие заработки. Можешь считать, что с этой минуты ты волен как птица. Но одну формальность мы должны выполнить».

«Какую?» — насторожился Сикейрос.

«Надо запросить мнение Центра по этому делу. Ты напишешь в письме то же самое, что я только что услышал от тебя».

Письмо в Москву Сикейрос вручил на следующий день. В письме он изложил следующее:

«Я поехал в Чили по личной инициативе. Провёл там два года и в основном жил на свои собственные средства, зарабатывая своим ремеслом художника. Я отказался от решения задач, которые считал посильными. Об их исполнении я всегда информировал Антонио.

Уезжая отсюда, я никак не нарушаю наше соглашение. Делаю это по материальным соображениям и необходимости серьёзного медицинского обследования. Я намерен осесть где-нибудь на постоянном месте в ожидании возобновления контракта с фирмой и любого задания, которое Вы доверите мне».