– Один кавалерийский полк, – вдруг выдал командующий. Встретив недоуменный взгляд Будберга, пояснил: – Одобряю перемещение только одного кавалерийского полка на левый фланг 3-го корпуса для обеспечения связи с его южным соседом. Генералу Епанчину в просьбе отказать. Передайте приказ: пусть отходит на позиции в район Сталюпенена. И хватит об этом. Я не намерен больше уделять внимание отвлекающим ударам германцев. Наша забота сейчас – левый фланг, а не правый. Вот где надо нанести решительный удар.
Настроение у генерала вроде как поднялось, когда заговорил о лелеемом плане. Лицо стало подвижнее, разгладились морщины. Казалось, он подзарядился оптимизмом от какого-то скрытого источника. И заговорил увереннее, в полный голос:
– Необходимо усилить генерала Радкевича. Перебросьте ему 28-ю дивизию. Этого должно хватить…
Будберг решительно не понимал, почему командующий с таким непонятным упорством продолжает игнорировать события, происходящие на фронте генерала Епанчина? Почему он, словно слепец, не видит очевидного? А ситуация, между тем, уже не оставляет никаких сомнений в обходе армии значительными силами немцев.
После полуночи донесения от Епанчина были и вовсе неутешительные. Составив к ним схему, барон отправился на доклад. На этот раз у него получилось немного умерить чересчур большой оптимизм Сиверса. Итогом визита стала директива Епанчину с разрешением отходить в зависимости от обстановки, в том числе до Козлова-Рудских позиций, с приказанием перебросить обе кавалерийские дивизии в промежуток между 3-м и 20-м корпусами.
В этот день Будберг с частью штаба должен был выехать в Сувалки, чтобы установить там новую связь и ждать прибытия командующего с остальным штабом. Перед самым отъездом барон еще раз доложил Сиверсу очередную сводку о положении дел на правом фланге, заключив:
– Полагаю, нам нужно немедленно и в самой решительной форме уведомить штаб фронта о серьезной опасности, угрожающей как самой армии, так и всему фронту. И настоятельным образом требовать переброски под Ковно хотя бы одного корпуса из состава 12-й армии или из фронтового резерва.
Сиверс выслушал на удивление спокойно. И столь же спокойно заметил:
– Обстановка на правом фланге остается пока не до конца ясной. Точный состав действующих там немецких войск документально не определен. А 3-й корпус еще может успеть выйти из-под угрозы обхода справа. Так что, господин барон, у нас пока нет с вами достаточных оснований для заглазного преувеличения опасности и возбуждения тревожных ходатайств.
«Вот, опять он… Эх, и на что я рассчитывал?»
С тяжелым сердцем Будберг уезжал из штаба армии. Что случится за эти дни? Да все, что угодно. Война – штука непредсказуемая. Но чувство надвигающейся катастрофы не покидало.
Ехать пришлось на санях. Причем большую часть пути шагом. Дорога в Сувалки была завалена снежными сугробами. Выемки, засыпанные на глубину в несколько сажен, объезжали целиной. По пути повстречались застрявшие в сугробах автомобили и грузовики автомобильной роты, не отправленные вовремя по железной дороге. Они не смогли пробиться через десятки верст сплошных и глубоких снежных заносов. И теперь стояли брошенные и совершенно мертвые.
То ли еще будет…
Германцы вышли из леса со стороны Руджан. Все утро тщательно развертывались вдоль опушки, а с четырех часов дня под прикрытием легкой и тяжелой артиллерии повели наступление на Иоганнисбург.
Первым на их пути был авангард у деревни Сопоцкен. Позиция чертовски неудобная. Открытая местность, низина, хлипкие окопы. Заграждений – кот наплакал. Потому, когда от немецких снарядов заполыхала деревня, авангард отступил на высоты западнее Иоганнисбурга, на заранее укрепленные позиции.
Солдаты во взводе Самгрилова, да и новый ротный, Котлинский этот, поначалу думали, что германцев здесь не больше полка. Потом вроде целую дивизию насчитали. Плохо, коли так. Обороняли-то Иоганнисбург только два полка 57-й дивизии – 226-й Землянский и 228-й Задонский. Прочие два раздергали по разным направлениям. Хорошо хоть кавалеристов оставили из 1-й отдельной кавбригады. Ну, еще батальон 29-го Сибирского стрелкового полка при четырех батареях и двух сотнях конницы совсем недавно пришел. Все лучше, чем ничего. Поговаривали, что возвращают в дивизию 227-й полк, но тот пока в пути. Видимо, застрял на марше. Снегу-то вон сколько навалило…
Этот год не заладился с самого начала. Под Рождество был тяжело ранен Мишка Кульнев. Свезли его в госпиталь, но Кузьма прекрасно понимал, что взводный больше не жилец. Рана слишком серьезная. Бредил всю дорогу. Ему оставалась пара дней от силы. Если в пути не помер, то на больничной койке уж точно дух испустил. А ведь совсем недавно старшим унтером стал. Вот же незадача.
– Ну, теперича ты, Кузьма, в гору пойдешь. Взводным заместо Михайло Яковлевича заделаешься, – подначивал Костычев.
Только никому его шуточки веселья не прибавляли. Даже Андрейка не помог, поддержав:
– А что, унтер из тебя знатный выйдет. Глядишь, придется к тебе на «вы» обращаться да честь отдавать.