Атака мертвецов

«Вследствие накопившихся подкреплений, стянутых со всего фронта благодаря широко развитой сети железных дорог, превосходные силы германцев обрушились на наши силы около двух корпусов, подвергнувшихся самому сильному обстрелу тяжелой артиллерией, от которой мы понесли большие потери… Генерал Самсонов, Мартос и Пестич и некоторые чины штабов погибли…»

Но публику подобным лаконизмом не проведешь. Бродят разные слухи, передаваемые из уст в уста вполголоса и шепотом. Версий этого сражения превеликое множество. Завышают цифры потерь, обвиняют Ренненкампфа в измене, доходя до того, что у немцев якобы есть шпионы в окружении Сухомлинова. Не стесняясь, уверяют, что Самсонов и не убит вовсе, а застрелился, не пережив уничтожения своей армии.

К счастью, в Галиции у русских все в порядке. Они заняли Львов. Австро-венгерские войска отступают. Даже бегут. Блестящий успех.

Может, хоть это заставит немцев повременить со взятием Парижа.

Правда, генерал Беляев[29] утверждает, что энергичное наступление русских в Восточной Пруссии и быстрота их продвижения в Галиции заставляют Германию возвращать на восток войска, которые направлялись на западный фронт:

– Я могу гарантировать вам, немецкий штаб не ожидал, что мы так быстро вступим в строй. Он думал, что наша мобилизация и наше сосредоточение войск будут происходить значительно медленнее. Рассчитывал, что мы не начнем наступать ни в одном пункте раньше пятнадцатого или двадцатого сентября, и полагал, что до тех пор он будет иметь время вывести Францию из строя… Итак, я считаю, что немцам не удалось привести в исполнение их первоначальный замысел…

Как бы там ни было, а непрерывный отход французской армии и быстрое продвижение немцев на Париж возбуждают в публике самые пессимистические настроения. Вожаки распутинской клики распространяют слух, что Франция скоро будет принуждена заключить мир и Россия останется один на один с врагом. Приходится отдуваться, отвечая всем, кто повторяет эту клевету, что республика не остановится ни на одно мгновение на таком предположении и дело к тому же еще далеко не проиграно, а победа, может быть, уже не за горами.

Двумя днями раньше Сазонов сообщил, показав телеграмму Извольского[30], что правительство республики решило переехать в Бордо, если главнокомандующий придет к выводу, что высшие интересы национальной обороны побуждают не преграждать немцам дороги на Париж.

– Это решение горестное, но прекрасное, – говорил он вдохновенно, – и заставляет меня удивляться французскому патриотизму.

Затем он достал еще две телеграммы, посланные военным атташе при французской главной квартире, каждая фраза которых отдавалась в сердце Мориса ударами кинжала:

«Немецкая армия, обойдя левый фланг французской армии, непреодолимо продвигается на Париж, переходами в 30 км в среднем… По моему мнению, вступление немцев в Париж есть только вопрос дней, так как французы не располагают достаточными силами, чтобы произвести контратаку против обходящей группы без риска быть отрезанными от остальных войск…»

К счастью, он отмечал, что дух в армии остается превосходным.

Сазонов спросил тогда:

– Разве нет способов защитить Париж? Я думал, столица основательно укреплена… Не могу скрыть от вас, что ее взятие произвело бы здесь прискорбное впечатление. Особенно после нашего несчастья у Сольдау. Все, в конце концов, узнают, что мы потеряли там больше ста тысяч солдат.

Пришлось уверять, что укрепленный лагерь вокруг Парижа сильно вооружен, а характер генерала Галлиени[31] не оставляет сомнений в упорстве сопротивления.

Только сам Палеолог ни в чем уже не был уверен – вот беда. Знает, что семь немецких армий, этот грозный стальной Левиафан, продолжают свое охватывающее наступление от Уазы до Вогезов, с быстротой переходов, с совершенством маневров и силой ударов, которых не знала еще ни одна война и ни единая страна в мире не имела об этом ни малейшего представления.

И в столице России, городе Санкт-Петербурге, люди живут все теми же страхами.

Впрочем, с недавних пор он зовется Петроградом. Переименовали по указу от первого сентября. Своевременно, надо сказать. Да и вполне демонстративно. Сгодится как политическая манифестация, протест славянского национализма против немецкого втирания. Но с исторической точки зрения – полнейшая бессмыслица…