Атака мертвецов

Капитан обернулся, впервые за этот день. Все поле усеяно трупами, ни одного метра земли, не орошенного кровью.

– Кто с восьмой тут!?

– Я, господин капитан! – к нему подскочил старый оружейник.

– Сколько потеряли? – капитан посмотрел в грустные глаза старика.

– Так вы один вернулись, больше и нет никого.

Он взвыл от злобы и рванул обратно.

– Держите его, держите! – кто-то кричал сзади, а Андре несся по полю так, будто и не устал вовсе. Он выл не своим голосом и бежал по полю, усеянному трупами. Глаза заливали слезы. Кто-то дернул его за шкирку, он упал в грязь, хотел было подняться, но его плотно прижали к земле.

– Пустите! Пустите, сволочи, так же нельзя! Сволочи! – ему не давали даже пошевелиться, он рвался изо всех сил, но не мог сделать совершенно ничего.

– Тихо, тихо, стрелять же будут. – кто-то говорил ему в самое ухо, но он не понимал ни единого слова.

– Твари, господи, да как так, пустите меня, я приказываю! Порублю на куски всех, пустите сейчас же! – постепенно его слова сливались в бессвязный рев, капитан продолжал кричать и биться.

– Успокойте же его!

– Ыыыы! – ни капли смысла, только бесконечный поток обиды и ярости граничащей с бессилием.

– Крепче держи, вот стервец, все не успокаивается. – Вдруг крик утих, Андре перестал биться, просто обмяк. Изо рта его текла пена, широко открытые глаза тупо смотрели в небо.

– Что тут у вас? – к месту действия пригибаясь подбежал офицер.

– Да вот, ваше благородие, проняло капитана. – старый казак указал на Андре, тот лежал будто труп.

– Господи помилуй, так это же…

– Так и есть, железный корнет, но видать и у него предел есть, все братцы понесли.

Его дотащили до окопа. Легкое, почти мальчишеское тело стали передавать по цепи до блиндажа, где уложили на койку. Капитан провалился в сон и проснулся только на следующий день. Он встал с койки, напился воды, оправил форму и вышел из помещения. Первым ему на глаза попался тот самый оружейник Тимофей.

– Как полковник, жив ли? – Старик грустно посмотрел на корнета, как бы отвечая на вопрос.

– Нет, ночью богу душу отдал. Людей прислали новых, господин капитан, сходили бы вы к ним.

– Непременно, вели строиться, сейчас подойду.

Капитан вернулся в блиндаж, где в течение двадцати минут приводил форму в порядок, наконец, удовлетворившись результатом пошел к прибывшему пополнению. Судя по всему, совсем не стреляных новичков разбавили ветеранами из других подразделений. Лучше, чем ничего.

– Офицерский состав, двадцать пять шагов вперед! – из строя вышли офицеры и образовали перед ним ровный строй.

Он быстро обсудил с ними обстановку и первичные нужды в целом, после чего отпустил. Люди побрели по своим местам. Тут же к нему пришел посыльный и сообщил, что согласно приказу ему в подчинение поступает и двенадцатая рота тоже. Вчерашняя безумная атака внесла абсолютный кадровый хаос. Погибло огромное количество хорошо обученных офицеров. Похоже, придется начинать с нуля.

Здравствуй Олечка!

Дела мои по-прежнему скверно, потому нет смысла описывать то же самое, что и в предыдущих письмах. Мы воюем как можем и, надо сказать у нас пока получается. По крайней мере у меня. Глупое письмо, на самом-то деле. Но это что-то вроде местной традиции. Есть тут один корнет, так все ему отдают последние письма, на тот случай если умрут. Сам корнет почему-то не умирает упорно, не смотря на все передряги, в которых оказывается.

Я взрослый мужчина и ничем меня уж давно не удивить, но что-то в сердце дрогнуло, когда увидел я этого корнета. По сути еще пацан, но мужчина. Однако позор на наши головы. Мы отправляем на войну детей, а сами сетуем необходимости их хоронить. Родители не должны хоронить детей.

Я всегда хотел, чтобы Коленька стал офицером, прошу тебя, если прочтешь ты это письмо, не позволь этому случиться. Не дай свершится этой ужасной затее. Я понимаю, что отравил его детский разум войной, но прошу тебя, сделай обратное, развей все его грезы о том, что это красиво. Уродство и грязь – вот война. Страх и кровь – вот война.