Атака на мозг. Оскал психотронной войны

После тщательного анализа собственных мотивов мне стало ясно, что делом этим я заинтересовался только из-за Альберта – тогда я ничем помочь расследованию не смог. Пришлось признать то, что не укладывалось в мозгу: оптимист, волевой человек берет и ни с того ни с сего режет себе горло (точнее, пилит) тупым ножом, словно боли для него не существует – как и инстинкта самосохранения. И снимает все это на видеокамеру…

Вот здесь у меня даже мурашки по спине заползали – камера. Там и тут камера! Для чего она нужна? Я размышлял. Ради того чтобы показать всему миру трагический уход? Глупости! Мой друг точно не нуждался в таких самурайских признаниях. Но вот боль он не мог терпеть вообще и терял сознание от одного вида собственного порезанного пальца!

А глядя на видеозаписи, в пустые, действительно пустые глаза Каталоне, я был уверен, что ему не нужно было ничего говорить миру… Нет, видеокамера в обоих случаях была лишь доказательством. Неопровержимым доказательством самоубийства, а не убийства и последующей инсценировки.

Всю ночь мне снились кошмары: то Каталоне преследовал меня с тупым ножом, то с кривой ухмылкой вязал на кухне петли Форестер. Я просыпался несколько раз и утром чувствовал себя совершенно разбитым. Но на встречу с полицейским приехал за час до назначенного времени и, окончательно измученный ожиданием, был почти счастлив, когда тот, вальяжно вышагивая, появился в кафе.

– Вот! Если удастся чего выяснить, звони! – Бросил он на стол объемный пластиковый конверт. – Хотя вряд ли…

Мой информатор, хмыкнув, исчез так же моментально, как и появился.

Я дрожащими руками высыпал на стол содержимое конверта. В нем оказались: диск с записями видеокамеры Форестера, который я тут же вставил в ноутбук, копия блокнота и несколько ксерокопий различных статей, скрепленных степлером. Вот и вся добыча…

Фильм смотреть было невозможно, особенно когда ты знаешь, что это не талантливая игра артистов, а самая настоящая смерть в ее истинном обличии, и самые обычные и живые люди умирают по-настоящему. Глаза Форестера приковали мое внимание сразу – собственно, из-за них я и начал просматривать в первую очередь пленку. Они были точно такие же, как у Каталоне. Но все равно для сравнения вновь включил видеозапись со смертью друга и сравнил его глаза с форестеровскими. Один в один… Пустые глаза, безжизненные! Еще один момент – двигались и Каталоне, и Форестер как-то не по-человечески, что ли… Слишком однообразны были их движения: как у автоматов или роботов. Они напоминали японскую женщину-андроида, которая тоже не допускала ни одного лишнего движения, вымеряя их до миллиметра.

Немного прояснив ситуацию с пленками, я задумался. Тут же внутри меня ожил скептик. Конечно, общее имеется – в обоих случаях кровавое самоубийство, но, вполне возможно, Форестер и Каталоне одинаково сошли с ума. Шизофрения, несмотря на ее возникновение у абсолютно разных людей, протекает почти всегда одинаково. О чем говорят работы психоаналитиков.

Я знал, что это последняя соломинка, за которую можно ухватиться. И если я это не сделаю, то всю оставшуюся жизнь буду корить себя за невыполненный долг перед другом.

– Пусть это бред сивой кобылы, – сказал я сам себе, – но мне нужно постараться все связать, тем более, что внутренний прибор Хемингуэя меня не подводил еще ни разу.

А он точно фиксировал, что в этом деле дерьма хватит.

Заказав еще кофе, я принялся просматривать копии статей. Первой на глаза попалась вырезка из газеты за 30 ноября 2004 года. Мне она ни о чем не говорила: