Впрочем, подводники не считали себя героями. Отправляясь в тяжелые походы, где каждая минута пребывания в море связана с риском, они не думали о подвигах и смерти. Люди просто сроднились с опасностями, принимали их как должное, а свой труд рассматривали как любой труд на войне. Мне не раз приходилось присутствовать при вручении им правительственных наград, и всегда бросалась в глаза застенчивость, с которой они принимали ордена и медали.
Вот и сейчас жизнь на лодке шла своим чередом: одни несли ходовые вахты, другие — отдыхали. В электромоторном отсеке, будучи свободным от вахты, Евгений Парфентьев читал вслух какую-то журнальную статью. Товарищи любили его слушать, потому что читал он выразительно, интересно комментируя наиболее важные места. В соседнем отсеке агитатор Сергей Новицкий, до службы на флоте работавший учителем в Белоруссии, рассказывал товарищам о действиях белорусских партизан. Материала у него об этом было предостаточно, так как он с первых дней войны вырезал из газет все, что печаталось о борьбе его земляков в тылу фашистских захватчиков.
— Белоруссия, как и вся наша Родина, будет освобождена! — убежденно говорил Сергей. — И мы здесь, в северных холодных водах, тоже помогаем очищать нашу землю от ненавистного врага.
Комиссар в это время беседовал с молодыми краснофлотцами. Все пятеро были удивительно похожи друг на друга. Когда они находились в разных отсеках, среди других подводников, их сходство не так бросалось в глаза. А собрались вместе — все юные, подстриженные под машинку, в одинаковой рабочей одежде и даже выражение лица у всех одинаковое: читалась на них еще не прошедшая робость новичков, но уже проглядывавшая гордость за достигнутые победы, в которые и они вложили посильную долю.
Николай Афанасьевич рассказал им о том, какой урон нанесла противнику подводная лодка, потопив два вражеских транспорта. Сравнительные цифры произвели на краснофлотцев большое впечатление. Потом поговорили о поведении во время бомбежки.
— Товарищ комиссар, — обратился к Долгополову Сидорчук, — а ведь я немного растерялся, когда нас начали бомбить. Страшно было. Бомбы рвались, проклятые, так близко, что могли попасть в лодку.
— Я знаю, — спокойно сказал комиссар. — Это у вас с непривычки. Многие ведут себя так, когда первый раз попадают под бомбежку. В свое время я тоже думал: вот-вот накроет лодку, и конец нам, поминай как звали. А теперь привык, переношу спокойно. Да и все, кто побывали в таких переделках, чувствуют себя уверенно. Присмотритесь к ним…
А командир в это время по-прежнему вел активный поиск врага. Он сосредоточенно рассматривал карту этого района, назначал курс лодки и, время от времени поднимая перископ, осматривал горизонт.
В один из таких моментов Николай Гурьевич обнаружил два вражеских тральщика. Прикрываясь высокими скалистыми берегами, они шли в один из фиордов норвежского побережья. Командир принял решение атаковать врага.
Нечего и говорить, что атака военного корабля связана с б
Это обстоятельство обязывало наших моряков действовать особенно осторожно, ни в коем случае не форсировать работу дизелей. Учитывая это, командир маневрировал осторожно и сумел незаметно для противника сблизиться с тральщиком на дистанцию стрельбы. Последовали обычные команды, снова раздались взрывы торпед.
Едва командир убедился в потоплении тральщика, как акустик доложил:
— Корабль противника повернул на нас. Расстояние уменьшается.
— Право на борт! Боцман, погружаться на глубину 60 метров! — скомандовал Столбов.
Не прошло и пяти минут, как рванула поблизости первая глубинная бомба. За ней вторая, третья, еще две…
Уцелевший тральщик, видимо, довольно точно нащупал местонахождение «щуки». Где-то совсем рядом грохнул взрыв такой силы, что от сотрясения в лодке многие не удержались на ногах. Старший помощник командира Сорокин сильно ударился головой о тумбу кормового перископа. Штурмана Леошко отбросило к воздушным клапанам. Вангатов провалился в трюм.
— Вышло из строя электрическое управление горизонтальными рулями! — крикнул Добродомов.
— Перейти на ручное! — распорядился командир.
В центральный пост срочно вызвали рулевого Максименко. Штурвалы ручного управления вращались туго, и надо было затратить немало усилий, чтобы переложить рули хотя бы на один градус. По сравнению с другими моряками лодки Максименко был настоящим богатырем, но и он, встав к штурвалу носовых рулей, едва смог обеспечить срочное погружение лодки.
В этот момент вражеский тральщик прошел прямо над лодкой. И опять мощные взрывы сотрясли ее корпус. Выходили из строя приборы, лопались лампочки в плафонах, сыпалась пробковая обшивка в отсеках. Но в этом грохоте, звоне битого стекла отчетливо слышались уверенные команды.