Атаман

— Тут история от самого возникновения станиц идет. С позапрошлого века. Павловка — станица первой линии, то есть организовалась она лет на пятьдесят-шестьдесят раньше нашей. Заселяли ее коренные казаки — донцы, причем не обычные донцы из войска, а из северных станиц, которые никаким черкасским атаманам не подчинялись — фактически разбойники. Их маленькие городки и черкасские атаманы и войска регулярные периодически войной брали и с землей сравнивали. Да только дух их разбойничий извести так и не смогли. Они уходили в другие края и снова начинали купцов грабить, татар, турок ли, ни с кем не согласуясь, бить. Это они по первому же зову шли к Пугачеву, Разину, Болотникову и составляли основу их армий. С годами им все сложней, конечно, было свободу свою держать — людно становилось на Дону. И когда о переселении на Кубань охотчих людей объявили, они первыми туда и отправились. Было это где — то в конце восемнадцатого века. А тогда здесь ох как горячо было. Черкесы против наших поселенцев первой линии целые дивизии выставляли, по нескольку тысяч человек. Много казаков полегло, конечно, но большинство приспособилось и жить, и воевать одновременно. Можно сказать, те казаки-разбойники в свою стихию попали. Какие здесь тогда законы были? Кто сильней, тот и прав. А потом, когда сопротивление горцев на спад уже пошло, начали заселять так называемую вторую линию — в основном станицы ставили на места казачьих постов. И, что немаловажно, заселяли их донцами в меньшей степени — почти все желающие с Дона уже выехали к тому времени, а в основном переселенцами с Курской, Воронежской губерний, с Белгорода, Харькова. Среди них были и казаки, конечно, но далеко не все, большинство — крестьяне, которых тут же по прибытии, а кого и не тут же — по-разному было — и принимали в казачье сословие. В общем, с точки зрения павловцев, наши, курские, были как бы ненастоящими казаками, да и пришли они сюда, так сказать, на готовенькое — черкесы-то были уже в основном биты. Хотя досталось и курским, конечно, своя доля и горя, и боев, и славы. Особенно в первые десять-пятнадцать лет. С присутствием павловцев горцы уже кое-как смирились, а тут русские еще городки ставят — весь край под себя забрать хотят. Ну и лезли на Курскую почем зря.

Атаман дождался паузы в монологе начальника штаба и быстро спросил:

— Ну а почему они сотненцы, а мы желтоухие?

— Ну, а это уже пошло с революции. Последний атаман у павловцев был Сотников. Войну с немцами четырнадцатого года начал ветеринаром, но очень быстро за какую-то сумасшедшую отвагу и, как рассказывают, беспримерное везенье поднялся в чинах. Говорят, пули его не брали, но то, может, и сказка. У Деникина в гражданскую он уже генералом служил. Но, правда, тут его везенье и кончилось. То ли в плен попал, то ли сам сдался, и красные генерала под Перекопом расстреляли. Хотя есть и другие сведения, вроде видели его в тридцатых годах в Париже, жив и здоровехонек был, а расстреляли тогда не его вовсе.

— А Желтоухий? — напомнил Атаман.

— А у нас последним атаманом выбрали как раз Желтоухого. Он был из молодых. Тогда в атаманы уважаемые казаки не хотели идти. Как будто чувствовали, что эпоха перемен надвигается, страшная и грязная. А в такие времена, как известно, первому больше всех достается или славы, или вины. Ну, славы тогда — не дураки, догадывались, не ожидалось, а вот проблем на одно место предвиделось изрядно. А может, измельчали казаки, боялись ответственности, за семьи свои боялись. Не нам, вообще-то, о том судить. Короче, вот и поставили неопытного и невоевавшего. Естественно, павловцы к нему относились, мягко говоря, несерьезно. У них-то Сотников! А у нас какой-то Желтоухий. К тому же наша станица красных если и не поддержала, то лояльной осталась, а вот соседи почти полностью у Деникина со своим атаманом воевали. Правда, потом, в тридцатых годах, когда геноцид казаков начался, наших уничтожали наравне с павловцами, вне зависимости от того, за кого воевали и воевали ли вообще.

— Да, — протянул Атаман, — дела. — И только тут заметил, что машина уже стоит перед Павловским клубом, где располагался штаб казачьего войска, а водитель вместо того, чтобы ненавязчиво толкнуть их в плечо, сам внимательно слушает начальника штаба.

— Что ж ты, Гаркуша, молчишь, что мы уже на месте, — проворчал Атаман.

— Так я не молчу, я слушаю, мне ж тоже интересно.

— Надо же, быстро приехали, — усмехнулся Виктор Иванович и вслед за Атаманом выбрался из «Волги».

Сотненцы

Павловский Атаман Корнелий Петрович Заболотный, мужик статный, в годах с седой густой шевелюрой и неожиданно черными (некрашеными) усами, в казачьей форме, выглаженной до неестественности, встречал гостей на крыльце клуба.

— Приветствую, коллеги! Проходите, проходите… жду вас. — Он протянул каждому широкую горячую ладонь.