Атаман

— Этому приказу я не подчинюсь, — он приподнял листок, подержал его на весу, — если бы он был подписан Семеновым — подчинился бы. Предъявите мне приказ, подписанный генерал-лейтенантом Семеновым, — и я подчинюсь ему немедленно.

— Вы хорошо знаете, генерал, такого приказа у меня нет.

— А на нет и суда нет, полковник.

— Значит, отказываетесь разоружаться?

— Отказываюсь.

Фон Вах отступил в сторону и неожиданно обнаружил, что и сам он, и офицеры его, и обе машины окружены плотным кольцом солдат — не вырваться. Фон Вах понял — он снова вляпался в дерьмо.

— Тьфу! — с ожесточением сплюнул он себе под ноги.

Договорились обратиться к третейскому судье... В Раздольной стоял большой японский гарнизон — пусть начальник гарнизона и рассудит, кто из них прав, а кто виноват.

К японцам на автомобиле отправились вдвоем — Малакен и фон Вах. Глазков в отсутствие генерала остался командовать отрядом.

Гарнизон в Раздольной возглавлял располневший, гладкокожий, с лицом сельского пекаря японец, на котором едва сходился полковничий мундир.

Выслушав фон Ваха, а потом Малакена, японский полковник отправился на телеграф — связываться со своим командованием во Владивостоке.

Малакен с фон Вахом вышли на крыльцо дома, в котором располагался штаб японцев. Часовой недружелюбно глянул на них и покрепче сжал пальцами ложе «арисаки» с примкнутым к ней плоским штыком.

Мимо, отчаянно пыля, промаршировала рота потных солдат.

— И вы что, генерал, будете стрелять в этих людей? — поинтересовался фон Вах. В уголках глаз у него появились насмешливые слезки, будто он только что нахохотался вволю. — И у вас хватит на это пороха?

— А у вас хватит пороха стрелять в моих людей?

— У меня — приказ.

— И у меня — приказ.

Рота, взбив высокий удушливый столб пыли, чихая и кашляя, развернулась и зашлепала сапогами в обратном направлении. Примкнутые к винтовкам штыки колыхались над головами солдат.

— Хар-раши солдатики! — показно восхитился фон Вах.

— Только слишком много пыли. — Малакен усмехнулся.

Начальник гарнизона вел переговоры до вечера — небо из синего уже сделалось лиловым, пастух с кривоногим крохотным подпаском по тому маршруту, который днем так старательно отрабатывали солдаты из Третьего корпуса, прогнали стадо коров, и над Раздольной повис неповторимый домашний запах парного молока, — а толстый японец так и не мог дать ответ, на чьей же стороне правота: Малакена или фон Ваха.

В восемь часов вечера японский полковник вернулся с телеграфа, на крыльце штабного дома стянул с руки пропыленную нитяную перчатку и махнул ею Малакену:

— Можете следовать дальше, генерал. Инцидент исчерпан.

На щеках у фон Ваха заходили желваки.

— А приказ нашего штаба?

— Приказ вашего штаба аннулирован.

Плечи у фон Ваха взнялись нервно, болезненно, словно с них кто-то могущественной рукой сдернул погоны, он бегом кинулся к автомобилю, который стоял во дворе штаба.

Малакен проводил его спокойным насмешливым взглядом, сел на лошадь, которую в поводу держали два казака, и поскакал к своим.

Лагерь был встревожен — слишком долго не было Малакена — не двинуться ли ему на подмогу? Решили подождать до половины девятого вечера, а там цепью двинуться на поселок.

— Немедленно выступаем! — скомандовал Малакен Глазкову. — Пройдем Раздольную и через час пути разобьем лагерь. Где-нибудь около воды, чтобы людям можно было умыться. Ночевать будем там, в лагере.

Первым поднялся пеший дивизион маньчжурцев, следом оседлали своих лошадей казаки.

Над лагерем, словно маскирующее дымовое облако, повисла пыль.

Но едва Маньчжурцы достигли Раздольной, как остановились — дорогу через мост перекрывали рогатки. Люди фон Ваха споро установили их, только что Малакен вместе с казаками пронесся через этот мост — ничего там не было, и вот уже стоят рогатки, — видно, были заранее заготовлены и привезены сюда.

Драться не хотелось. Но и обойти мост было нельзя: если люди реку одолеют, то подводы — нет. По ту сторону моста, за старым валом, будто за бруствером, расположились солдаты фон Ваха. Значит, не послушался он японцев.

Лицо у Малакена сделалось замкнутым, он проговорил печально, обращаясь к полковнику Глазкову:

— Не мытьем, так катаньем хотят нас взять.

— Не возьмут. — Глазков отрицательно качнул головой.

— Опять русские люди будут стрелять в русских. На потеху иноземцам. Пора бы устать от стрельбы, успокоиться, ан нет — не унимаются.

— Я думаю, в этот раз должно обойтись без стрельбы.

— Слепой сказал: «Посмотрим!» — Губы у Малакена дрогнули в короткой усмешке.

— Разбирай рогатки! — скомандовал Глазков маньчжурцам.

Те поспешно кинулись к рогаткам, разобрали их быстро, пяти минут не понадобилось, чтобы очистить мост. Часть рогаток вообще скинули под мост, в непрозрачную глинистую воду. Первыми на мост Малакен пустил сотню казаков, те мигом одолели его, только копыта звонко простучали по деревянному настилу, — и тогда из-за земляного вала, примыкающего к домам, в казаков полетела граната.