Атаман А. И. Дутов

«Депутаты Войскового Круга и дорогие станичники! Вновь собрались Вы, вершители судеб родного Войска. Объявляю очередной Круг Оренбургского казачьего войска открытым. Войсковой Круг! Тебе кланяется Войсковое Правительство и передаёт власть войсковую. Я, как Войсковой Атаман и Председатель Войскового Правительства, стоявший во главе войска, кладу атаманскую булаву, символ власти, на стол президиума Круга и становлюсь рядовым работником. (При этих словах Атаман положил булаву на стол.) Войсковой Круг! Собрался ты хотя и в очередном порядке, но опять перед тобой великие события. Призывая Вас, депутаты, к полному спокойствию и хладнокровию, необходимым спутникам при решении государственных дел, в то же время Войсковое Правительство просит депутатов быть Верховным Судьёй и Правителем в полной мере. Перед Вами много очередных хозяйственных дел, но в первую очередь необходимо выяснить позицию казачества, а вместе с нею вопрос о полках, находящихся в городе Оренбурге, об их службе, замене и деятельности.

Мы пережили Корниловские дни, и Чрезвычайный Войсковой Круг дал своё авторитетное слово. Ныне мы переживаем большевистские дни. Мы видим в сумраке неясные очертания царизма Вильгельма и его сторонников, и ясно, определённо стоит перед нами провокаторская фигура Владимира Ленина и его сторонников: Троцкого-Бронштейна, Рязанова-Гольденбаха, Каменева-Розенфельда, Суханова-Гиммера и Зиновьева-Апфельбаума[507]. Россия умирает. Мы присутствуем при последних её вздохах. Была Русь от Балтийского моря до океана, от Белого моря до Персии, была целая, великая, грозная, могучая, серая земледельческая трудовая Россия — и нет её. Разбитые черепки государственности кое-как стараются слиться и хоть что-либо сделать для своего соединения. Гибнет веками созданная, Христианскою верою и народным разумом спаянная Русь. Где ты, дорогая мать наша? Ты больна или лежишь уже при смерти?! Ты умираешь, растерзанная, и все дети бегут от тебя зачумленной. Но нет, родная, не все убежали. Помни, твой верный сын, хоть меньшой по силе, казак, остался при тебе. Больно и грустно ему. Не может его сердце, воспитанное на порядке и государственности, быть безучастным ко всему. Среди мирового пожара, среди пламени родных городов, среди свиста пуль и шрапнели, так охотно выпущенных солдатами внутри страны по безоружным жителям, и среди полного спокойствия на фронте, где идёт братанье, среди ужаса расстрела женщин, изнасилования учениц, среди массового зверского убийства юнкеров и офицеров, среди пьянства, грабежа и погромов, ты, наша Великая мать — Россия, в своём красном русском сарафане легла на смертный одр, — и здесь тебя не оставляют в покое, грязными руками сдергивают с тебя последние ценности, у одра твоего звенят немецкие марки, — ты, любимая, отдавая последний вздох.

Открой на секунду тяжёлые веки свои, — тут, рядом с тобой, стоит гордый своей свободой и сильный душой, верный до гроба сын твой — Войско Оренбургское. Триста лет его пугали всем, воевало оно много, много крови пролито за тебя; старались сломить его крепость и стойкость, ломали его други и недруги, ломал бюрократический строй, ломали немцы, но, как гранит, твёрдо стоит оно, только крепче смыкаются казачьи ряды, только грознее сдвигаются брови. Не большевикам разрушить вековую казачью общину! Не предателям Родины смутить казачьи головы, не немецкими посулами увлечь казачье сердце!

Родное казачество! К тебе взывает твой верный сын, тобой же поставленный Атаман. Скажи своё веское слово, и оно будет законом! Но скажи громко и твёрдо! Если мать-Россия умрёт, то её верный сын — казачество не умрёт и будет у себя дома сохранять свои свычаи и обычаи, вольные духом, сильные сердцем скуют родные казаченьки ещё крепче свою общину и будут в общеказачьей семье жить по-своему, не забывая никогда Родину-Русь. Что же делать нам, родные станичники? Неужели гибнуть со всеми? Думаю, что ни отцы, ни сыновья, ни внуки не простят нам, стоящим у кормила войска, нашего бездействия и нашей нерешительности. Я, при вручении мне булавы, клялся Кругу, что буду стоять на страже интересов Войска. Войсковое Правительство неустанно работало в эти дни, и я, как бессменный часовой, сорок дней, не щадя здоровья, забывая о семье и детях, стоял на посту, не смыкая глаз. И вот, родные станичники-депутаты, войско цело, его порядки сохранены, и на его земле нет ни погромов, ни большевистских шаек…»[508]