Атаман А.И. Дутов

«Мы, офицеры атамановского отряда и ближе к нему стоящие — личного конвоя, до сих пор не знаем детально тех причин, которые были сложны и сплетены из многих и многих интриг, приведших к трагической смерти любимого всеми батьки-атамана.

Но знаем много, и все отрядники знают те версии смерти Атамана, которыми в те далёкие годы жил отряд, жил и клялся, когда наступит момент, жестоко отмстить и убийцам и их помощникам…

О, мы не говорим, что отец Иона — отрядной и военный батюшка, любимец атамана, был к этому злому делу причастен, мы этого сказать не можем, но вспомнить должны, что он много знал, слишком было велико его влияние на атамана и не всегда оно было благотворным…

Атаман жил в Суйдуне… в фанзе из трёх смежных комнат. С ним жила его жена, как её называли отрядники — Шурочка, личная охрана — подхорунжий Мельников, прапорщики Лопатин и Санов.

У ворот дома всегда стояла пара часовых — почётный китайский караул.

У крыльца — казак с шашкой и винтовкой.

Слухи об убийстве атамана шли давно. Кто-то плёл эту паутину с давних времён, и когда офицеры Личного отряда учредили на крыше атамановской фанзы скрытый пост — офицера с револьвером, то атаману его штатские помощники[2344] внушили, что это против него.

И он, придя в офицерское собрание отряда, порвал на своей груди рубашку и сказал: «Убивайте, если вы так!»

Офицеры сидели понуря голову. Им было стыдно, что их любимый Вождь произнёс такую клевету на них, которые в любую минуту за него отдали бы свою жизнь.

После атаман понял это и говорил: «Господа, господа офицеры, кто-то кует тёмное дело. Будьте осторожны».

Но офицерский пост с крыши фанзы был снят.

О. Иона жил в Кульдже и часто ездил, проходя без доклада в кабинет, к атаману.

Большую к нему любовь и уважение питал наш вождь. А почему — этого в отряде никто не знал, и лишь только мы, более близкие к атаману, знали, что он ведёт огромную работу по созданию барьерного государства для предохранения Азии от чар и злодейств красных, знали мельком и про предложение англичан — перейти на службу отряду для охраны афганской границы от продвижения туда красных коммунистов.

В это был посвящён о. Иона и ещё некоторые из штатских.

Они и творили что-то, но что — из отрядников никто не старался узнать, атаману верили на слово, больше, чем себе. Знали, что он не обманет, не предаст и не продаст. Больше казаку ничего не нужно было…

Вечерело. Атаман только что пообедал и несколько нервный прошёл в свой кабинет.

К нему только что приезжал атаман Семиреченского казачьего войска генерал Щербаков, который после ряда недоразумений с Походным Атаманом приехал и принёс ему братские извинения.

Атаман приказал кучеру Андрюшке — верному и постоянному телохранителю, отвести на атамановской тройке сивых лошадей-огней, подарок Верховного Правителя, генерала в отряд.

Офицеры отряда делали ему банкет, на который позже должен был приехать и сам атаман.

Взволнованный беседой, атаман сидел в кабинете и думал.

Темнело. У крыльца стоял казак Маслов. Андрей увёз генерала. Тот Андрей, который за каждым посетителем стоял позади и своей могучей фигурой уничтожал у того всякую злую мысль против атамана.

Темнело, надвигалась зимняя ночь, как у ворот послышался конский топот.

Приехало трое: Чанышев и ещё двое. Чанышев с одним пришли к крыльцу атамановской фанзы, другой остался у ворот с лошадьми.

Казак Маслов крикнул:

— Кто идёт?

— Чанышев. К Атаману!

— Подожди, доложу. — И Маслов свистком вызвал офицерский караул. Сын Лопатина пошёл с докладом к атаману. Атаман отказался принять, но Чанышев добивался, говорил, что привёз что-то особенно важное, и Походный с большим неудовольствием сказал:

— Ну, чёрт с ним! Пусть идёт, — а сам вышел в приёмную.

Чанышев вошёл в комнату, сильно хромая. Как будто повредил ногу. Он был в халате.

Подхромал к атаману и сказал:

— Ну, я тебе, атаман, привёз хорошее письмо. — И он стал шарить за пазухой, потом мгновенно выпрямился, в руке его сверкнул сталью револьвер, и посыпались выстрелы в атамана и в стоящего в стороне сына Лопатина.

Атаман бросился в кабинет за «Смит-Вессоном», который у него всегда лежал на столе, а в это время на дворе послышались тоже выстрелы. Приехавший с Чанышевым в упор стрелял в казака.

Атаман вертелся в кабинете, ища револьвера, сын Лопатина лежал смертельно раненным в приёмной, и когда Походный выскочил без револьвера туда, Чанышева уже не было.

В темноте ночи слышался удаляющийся топот лошадей.

— Держи их, мерзавцев! — крикнул атаман и, когда из столовой вышла его жена, сказал:

— Мерзавец, ранил в руку!

Он помолчал и потом сказал:

— Ты меня извини, но мне что-то нехорошо. Нервы, что ли, расстроились… Пойду, немного прилягу, Шурочка!..

И он ушёл в кабинет. Погоня никого не настигла. Часовых у ворот не оказалось. Через полчаса у атамана был отрядной фельдшер.

Отряд радовался — злодеяние не удалось — атаман ранен только в руку, но прошло некоторое время, и в отряд приехал фельдшер. Он был бледен, как мертвец, и отрывисто бросил:

— Конец. Атаман умирает!

И объяснил, что пуля попала в руку и рикошетом в живот. Слепое ранение.

Весть была для всех потрясающая. С атаманом рушились все надежды, с атаманом уходила душа отряда, отряд лишался того, на кого чуть не молился.

Утром, в шесть часов, атаман умер. И в десять утра умерли сын Лопатина и казак Маслов.

Три смерти в одно утро.

Не было плача в отряде, но у всех офицеров и казаков глаза были полны слёз, и у некоторых они скатывались мелкими капельками по бородатым лицам.

С земли ушёл большой человек России, из отряда ушёл отец и вождь.

Утром приехал о. Иона. Он был потрясён трагичной вестью, плакал и в плаче рассказывал, что уже давно знал о готовящемся покушении, но перепутал числа и опоздал предупредить атамана.

Перепутал на один день.

Не верить ему было нельзя — слишком искренне было его горе и мучился он так сильно, что не мог служить панихиду.

И панихида была необычная. Пел хор, но пел плача. Запоют заупокойное песнопение и прекратят: хор плачет, казаки в строю плачут, офицеры стоят, не поднимая голов, и крупные слёзы падают на снег.

Умер Атаман! Прах его предали земле, и когда уходили от могилы, клялись казаки и офицеры, что, когда разыщут злодеев и их помощников, не будет страшнее на земле казни, которую они совершат над ними.

И кровь убиенного Атамана Дутова до сих пор вопиет к небу, требуя мщения»[2345].