Атаман Ермак со товарищи

— Наши мнения совпадают, — согласился легат. — Сейчас же нужно плавно вывести из войны Польшу. Разумеется, со всеми преимуществами, которые дает ей ее нынешнее положение. Царевич мог бы переломить войну, но теперь его нет... Пусть Господь упокоит его душу. Он умер как нельзя более кстати.

Безликий поляк поднял бокал с вином и, спрятав глаза в тени, внимательно посмотрел легату в лицо.

— Смерть царевича логично завершает царствование Ивана Грозного и победоносную войну против этих схизматов. Истинная, католическая, вера одержала новую блестящую победу.

Агент подумал и тут же отогнал эту мысль как невозможную. Он, профессиональный разведчик, не мог допустить даже предположения, что столкновение Царя и наследника могло быть спровоцировано. Но папский легат рассматривал вино на свет и улыбался одними глазами.

— Удар в висок — и в планах ничего не меняется...

— Неужели случайность? — прошелестел агент.

— Возможно. Но, говорят, у царевича была не-свертываемость крови. Гемофилия. Тут опасен любой удар. И важна не рана, а внутреннее кровотечение. То, что он дожил до своих лет, — чудо. Тут любая случайность — закономерность. Нужно выявлять закономерности, тогда появятся необходимые случайности.

Поссевино выпил свое вино и добавил, словно прочитав мысли агента:

— Не надо, мой друг, преувеличивать могущество Ватикана и его друзей, но не следует их и преуменьшать.

Они еще поговорили о том о сем, просмотрели несколько бумаг, принесенных секретарем, а затем Поссевино сказал как бы невзначай:

— Польская кампания завершена. Она остановлена накануне краха, в самом удачном месте. Теперь центр тяжести переместится на юг. Главными действующими лицами станут наследники Золотой Орды.

— Но русские привыкли сражаться с татарами. Последнее время они их повсюду побеждают. После взятия Казани...

Поссевино перебил:

— После взятия Казани прошло три десятка лет... lie нужно опять брать! Рассыпавшись на мелкие ханства, Орда не умерла. Как разрубленная змея, она способна опять срастись и соединиться. Ее нужно только сбрызнуть живой водой — золотом.

— Но последние набеги с юга постоянно оканчивались для татар неудачами...

— Значит, нужно брать направления восточнее, севернее...

— Крым, Волга? — спросил поляк.

— И Сибирское Ханство, — сказал Поссевино. Он омыл пальцы в миске с теплой водой, вытер руки салфеткою. — Как-то в Польше я участвовал в охоте на медведя. Отважный шляхтич посадил зверя на рогатину, но медведь вырвал ее из рук охотника. И бросился, с рогатиной в груди, прямо на нас. Его остановили собаки, которые впились ему в спину, в ноги... Каждая из них не могла справиться с медведем, но их было много. Они отвлекли медведя на себя, и охотник смог нанести решающий удар. Кстати, медвежатина — великолепна... Время охотников, наносивших первый удар, прошло. Сейчас будет некоторая пауза. Сейчас время собак... А затем охотники вернутся, — добавил он, прощаясь.

Улегшись на постель в своей каморке, поляк долго не мог уснуть. Привычный к размышлению мозг позволил ему соотнести события последних месяцев с тем, что так откровенно высказал, явно обрадованный смертью царевича Ивана, папский легат.

Россия, сбросившая власть Золотой Орды, разворачивалась, как молодой лист, вырвавшийся из почки, как сильное молодое растение; она распространяла свои ветви и корни все дальше и дальше. Москва отбивалась на юге и рвалась к морю на западе. Но ее интересы пересекались, скрещивались, сплетались с интересами других стран. Их было много, Россия была одна. Она мешала всем. И страшно мешала католическому Риму.

— Фантастическая страна! — шептал поляк, глядя широко раскрытыми глазами в темноту. — Ее же не было! Ее совсем недавно не было! Была Золотая Орда, с которой Ватикан умел ладить. Мир был стабилен. И вдруг — Орды нет. А эта голодная, окровавленная внутренними распрями, грязная и непонятная страна поднимается на востоке Европы. Третий десяток лет идет война в Ливонии. Лучшие войска Европы умирают под стенами ее крепостей. А из России идут и идут новые и новые полчища и виснут на этих войсках. Идут народы, которые совсем недавно враждовали между собой, идут, не понимая языка друг друга, однако и теперь еще на вопрос: «кто вы?» >— отвечают совершенно по-разному. Но на вопрос: «чьи вы?» — одинаково: «русские»! Идут черкасы и севрюки, чиганаки и буртасы, черемиса и касимовцы, темниковцы... — и все кричат: «Мы Московского Царя подданные — русские!»

Он думал о том, что цепь случайностей, крамол, измен, смертей, происходивших в этой кипящей темноте, именуемой Русь Московская, не так уж случайна. Как и неожиданная смерть царевича Ивана.

Все непредсказуемо, все случайно, но почему-то выстраивается в стройную систему, за которой чувствуется направляющая мысль.