Атаман из будущего. Огнем и мечом

Остальные согласились брать у ростовщиков деньги в счет особого военного налога, обязав только бейтюльмаджи выторговать больший процент от него. Интересоваться экономической стороной вопроса – смогут ли нищие крестьяне и затюканные иноверцы выплатить такую подать – никто и не думал. Кому какое дело до райя?

* * *

Всего на день раньше подобное совещание было и в Восточной армии. Разве что не в шатре, а в большом зале одного из дворцов Эрзерума. И там пришли к выводу, что ни о какой победе и мечтать нельзя, если срочно не раздобыть деньги. После долгого обсуждения и в Армении решили, что, кроме как у ростовщиков, за несобранные налоги, их взять быстро негде. Естественно, и к важным людям из окружения нового падишаха Ахмеда Халебского подкатывались ростовщики с деловым предложением. Разве что были они не евреями, а армянами. В связи с резким порицанием такого промысла в Коране в халифате это совсем не уважаемое дело контролировали иноверцы. Армяне также отказались от соблазнительного права собирать налоги в провинциях, Ахмедом не контролируемых, ссылаясь на разорение от набегов персидской конницы. Но содрать деньги с запада Грузии, востока Анатолии и Сирии они были готовы. На чем стороны полюбовно и договорились. Мнение и без того находившихся на грани голодной смерти крестьян никого и там не заинтересовало.

Прелюдия Уманщина, июнь 1638 года от Р. Х

Уход коронного гетмана из армии в частную жизнь мало кого встревожил в Польше. Ведь вместо Конецпольского ее возглавил Николай Потоцкий, много лет прослуживший его заместителем и получивший кличку Медвежья лапа. Потоцкий был опытным и храбрым воякой, но как полководец был куда как менее талантлив. Самостоятельных побед, кроме как над восставшими крестьянами, он не одерживал, находясь все время в тени своего командира и, правда, выдающегося военачальника. Теперь Медвежьей лапе надо было доказывать свою способность заменить предшественника. Тем более товарищи в войске и русская шляхта его приняли очень хорошо. Несравненно лучше, чем нового польного гетмана, Мартина Калиновского, назначенного благодаря удачной интриге при дворе.

Еще зимой Потоцкий стал планировать наведение порядка среди хлопов и казаков, однако жизнь заставила резко изменить планы. У южной границы появился новый, по донесениям разведчиков, многочисленный враг – калмыки. Сразу подозрительно спевшийся с врагом старым – казаками. Его тревожные письма в Варшаву не возымели положительного эффекта, пришлось выкручиваться самому.

Николай радовался неповоротливости вражеских командиров. Пока казаки и калмыки гонялись по степи за ногайцами, выясняли отношения с крымскими татарами, он успел собрать невиданную для Речи Посполитой уже не одно десятилетие армию. Пусть больше трети кварцяного войска сидит у московской границы, пехота Вишневецкого и Конецпольского, других магнатов восполнила ряды пешей рати до прежнего числа, а конницы у него сейчас было больше, чем в любой кампании польской армии за последние полстолетия. Выбрав место южнее Умани, он выстроил сильно укрепленный лагерь, штурмовать который в лоб было бы для любого войска самоубийством, обойти не позволяла местность, сделать же глубокий охват…

«Пускай, пся крев, попробуют, как раз на марше моя конница их и поймает. И с помощью Девы Марии истребит. Не помогут этим дикарям ни великое множество собранных конников, ни проклятые казацкие табора. Выдержать удар гусарии в поле не способно ни одно войско мира!»

У Николая и его брата Станислава, назначенного королем уполномоченным по казацким делам, уже была с Владиславом IV договоренность, что Потоцким отойдут земли на Полтавщине. Завидущие глаза магнатов и щедрость короля на чужое обещали сделать обоих невероятно богатыми людьми. Появление казаков, построивших давно хутора или небольшие имения на территории, понравившейся Николаю, вызывало тревогу и требовало немедленной реакции.

«На Заднепровье и так – что ни хлоп, то казак! Теперь же еще и этих дикарей придется опасаться. Как не вовремя это нашествие! Ничего, еще пройдутся частым гребнем сабли королевского войска по вам, вашим женам и детям – всех уничтожат!»