Атаман Краснов и Донская армия. 1918 год

Андрей Венков Атаман Краснов и Донская армия. 1918 год

Не вытерпев или не надеясь на пехоту, конная бригада выстроилась на виду и с гиком бросилась на окопы…Густая лавина всадников, сверкая на солнце шашками, стремительно приближалась… Ее косили из пулеметов, в упор били из винтовок, кромсали осколками снарядов, а она все катилась, умирая на лету…

И. М. Мухоперец. В тот памятный год

Предисловие

«Донская армия» – вооруженные силы недолго существовавшего казачьего государства – демократической республики «Всевеликое Войско Донское». Она (армия) была создана восставшими против большевиков казаками и офицерами и стала наиболее многочисленной армией белого Юга в его противостоянии с красным Севером.

Революция и Гражданская война в России явились событием объективным, закономерным и давно ожидаемым. Вызревавший веками разрыв между городом и деревней, всеобъемлющие аграрные, классовые противоречия, межнациональная рознь, культурный раскол внутри самих великороссов – все это, усугубленное кровью и напряжением Первой мировой войны, выплеснулось разом и раскололо страну.

На окраинах, на территориях казачьих войск сложилась особенная ситуация. Каждое казачье войско представляло собой единую земельную общину. Земля всего войска разделялась между станицами, а внутри станиц – между казаками и подлежала (внутри станиц) постоянному переделу, чтобы охранялась равная по количеству и качеству наделенность землей рядовых казаков. Хотя эта проблема была до конца практически неразрешима и земля между станицами, и зачастую внутри станиц, распределялась неравномерно, но в целом классовое расслоение среди казаков было слабее, чем в целом по России, хотя определенные противоречия (классовые, территориальные, возрастные) и проникли в казачество, но, по свидетельству современников, они «не были, однако, ни особо глубоки, ни особенно обострены»[1]. На Дону противостояние внутри области намечалось между казаками и неказачьим населением (коренные и иногородние крестьяне), которое количественно уже начало превышать казачье. Коренные донские крестьяне, бывшие крепостные донских помещиков, имели на хозяйство в 4–5 раз меньше земли, чем казаки. А «иногородние» крестьяне, нахлынувшие на Дон из России после отмены крепостного права, земли почти не имели.

Наличие внутри области менее обеспеченного землей неказачьего населения окрашивало все земельные и классовые противоречия в сословный цвет, и на такое восприятие событий не могла повлиять казачья беднота в силу своей немногочисленности[2].

Ощущение локальности, замкнутости, обособленности распространялось в сознании казаков на все войско, и даже на все казачество. Более поздно сложившаяся, служивая, по сути, верхушка не была так оторвана от «низов», как в целом по России. Среди местной интеллигенции были сильны своеобразные «казакоманские», почвеннические настроения. Донское Войско – старейшее среди войск – имело опыт собственной государственности, а особый порядок управления этот опыт подпитывал.

Что касается «качества» казачьего населения, то в двух словах его можно охарактеризовать так: казаки успели стать идеальными воинами, но «надорвались». Создателями казачьего субэтноса были пассионарии, люди, способные к длительному напряжению. Пассионарность, затухая, передается по наследству. Но пассионарии – носители избыточной энергии – были выбиты в постоянных войнах. Превращение казаков в военно-служилое сословие, когда каждый мужчина становится воином и в среднем 10–12 лет рискует жизнью, развило воинские качества, но подорвало этническое развитие. Не зря Дон сравнивали со старцем, задремавшим у тихих струй.

Кровопускания, организованные Петром I, бесконечные войны XVIII–XIX веков не прошли даром. Тревожные симптомы стали проявляться еще во второй половине XIX века. В результате замкнутой жизни в станицах – полное отсутствие преступности (в станице Вёшенской на 46 хуторов случилось 15 правонарушений за год, в основном – мелкое воровство). И это у лихих казаков!.. Самоубийств больше, чем убийств.

Полнокровные полки в 800 сабель уходили в XIX веке ежегодно на службу: 3–4 в Грузию, 3–4 на Кавказ, 2–3 в Польшу и Бессарабию… Теряли в боях и стычках человек 10–15, но возвращались через 3–4 года, имея в строю человек 500–600. Остальные умирали «от обычных болезней», не выдерживая чужого климата, голода, тягот службы. Калмыки и казаки Татарской станицы вообще теряли до половины состава.