Атаман Платов

Ермолов всегда отличался высокомерием породистого аристократа. А с годами все больше и больше. Правда, основания имелись: умница был необыкновенный и генералом стал блистательным. Думаю, рассказ про звезду, под которой будущий граф Российской империи, почетный доктор Оксфордского университета и герой Европы гонял свиней на ярмарку, был придуман им значительно позднее. Что ж, всякий человек имеет слабости. Не был лишен их и Алексей Петрович.

***

Минул 1798 год. Матвей Иванович по-прежнему жил в Костроме. Письма из дома он все-таки получал, но они не утешали. Под угрозой продажи с молотка за долги, «нажитые в службе», оказались его дом и вся недвижимость. Попытался получить кредит во Вспомогательном банке — отказали. Тяжелые думы «от воображения будущего» изнурили «дух и тело» несгибаемого воина. Он нажил болезнь желудка, не давали покоя старые раны…

М. И. Платов — П. В. Лопухину,

июнь 1799 года:

«Светлейший князь!

Милостивый государь Петр Васильевич!

Было время, когда обращающийся ныне во прах Платов славился и гордился ревностью, усердием и верностью к Монарху и Отечеству… Моя всепокорнейшая просьба к Вам умеренна — я всем доволен буду и приму за милость небес самих: на службу ли повелено будет мне идти куда бы то ни было, или возвращен я буду к семейству моему. Тогда останется мне посвятить дни мои Богу, Великому Государю и Вам, благодетелю, даровавшему мне оные.

Имею честь быть по век мой с достодолжным к особе Вашей высокопочитанием и преданностью, Светлейший Князь, Милостивый Государь, всепокорнейший

Матвей Платов».

Хорошо написано! Но не Платовым. Только подпись его. Подозреваю, что красноречивый и остроумный Алексей Петрович проникся чувствами старого товарища.

Красноречие, однако, не подействовало: ни на службу не взяли, ни к семье не отпустили. Светлейший князь Петр Васильевич одним росчерком пера похоронил все надежды Матвея Ивановича: «Оставить без ответа как дело, в которое я вмешиваться не смею».

Менялись губернаторы, но чаще — генерал-прокуроры, стоявшие поближе к неуравновешенному императору. Вот и князь Петр Васильевич Лопухин уступил свое место гатчинцу Петру Хрисанфовичу Обольянинову. А Матвей Иванович Платов все сидел в Костроме, болезненно переживая изгнание. До него дошли слухи, что казаки под знаменами графа Александра Васильевича Суворова творят чудеса в Италии.

«В это время проживал в Костроме некто Авель, — записывал Д. В. Давыдов со слов А. П. Ермолова, — который был одарен способностью верно предсказывать будущее». О нем ходили легенды, будто он предсказал с необыкновенной точностью день и час кончины императрицы Екатерины Великой. Платов встретился с ним за столом у губернатора Кочетова.

— Скажи, отец, — обратился к нему Матвей Иванович, — долго ли мне гнить на чужбине?

Старик посмотрел на него внимательно, потом закрыл глаза и с минуту молчал. Со стороны казалось, что он уснул.

— Нет, здесь недолго, но впереди тебя ожидают и испытания великие, и слава немалая… При новом государе.

— При новом?

Уверен, что в ответе старца это больше всего заинтересовало Платова.

Платов перед гражданским судом

Бурлил Тихий Дон и тем привлек внимание правительства. Весной 1800 года Павел I направил туда генерала Карла Кноринга для «исследования беспорядков» и изучения настроений казачества. Проехав по станицам, тот «всюду нашел тишину и спокойствие». Вывод инспектора подтвердил уже известный читателю сенатский курьер Юрий Николев. Это, однако, не успокоило подозрительного самодержца. Находясь в Петербурге, он знал о положении на юге империи больше, чем они. Новороссийские дворяне, военный и гражданский губернаторы края засыпали его жалобами на донских офицеров, укрывавших их беглых крестьян. В ответ на это государь подчинил войсковую канцелярию Сенату и определил в нее прокурором Антона Миклашевича, переселив его из Архангельска в Черкасск.

Принятые меры не остановили приток новороссийских крестьян на Дон. Павел предупредил атамана Василия Орлова, что тот будет лишен «чинов и места». Пока же государь назначил в войсковую канцелярию «присутствующим по старшинству» генерала Репина, предписав ему «раз и навсегда положить преграду приему беглых» донскими чиновниками. В помощь ему он отправил в Черкасск своего адъютанта Сергея Кожина.

С. А. Кожин — Павлу I,

9 августа 1800 года:

«Всеподданнейше доношу, что по приезде моем сюда 5-го сего месяца на другой же день учредил я в самом Черкасске, яко главном городе, гауптвахтенный и на въездах караулы из казаков полка войскового атамана Орлова под предлогом поимки беглых и праздношатающихся людей, а на самом деле главное мое намерение было соблюдение благоустройства и тишины…

За долг также поставляю всеподданнейше донести Вашему Императорскому Величеству, что до сих пор в движении регулярных войск в донские пределы нет нужды…»