Читаем Атаман Семенов полностью

Выстрелить казак не успел, лицо у него сделалось озадаченным, и он едва не уронил свою винтовку, чтобы поймать другую, поймал и пока соображал, что делать с двумя винтовками, Вырлан успел выстрелить — этого времени ему как раз хватило для того, чтобы выдернуть из кобуры револьвер.

Казак, словив пулю, дернулся, крохотные колючие глазки его сжались, мигом посеревшее лицо поползло в сторону, и он, ослепший, продолжая держать в руках две винтовки, пошел на Вырлана. Прапорщик выстрелил еще раз. Казак продолжал идти, по-прежнему держа в руках винтовки. Прапорщик выстрелил в третий раз.

Казак, словно заговоренный, продолжал идти. Может, он действительно был заговоренный, опоен нечистой силой и его надо бить не обычной пулей, а серебряной, как, собственно, и положено расправляться с нечистью?

Прапорщик выстрелил еще раз. Казак остановился, уронил винтовки и в следующий миг повалился назад, так и грохнулся столбом — во весь рост шел, во весь рост и упал. Вырлан стер рукою пот со лба, дунул в ствол револьвера и побежал было к дому, но потом охнул, быстро возвратился за винтовкой и понесся к дому.

Прапорщик бежал, спотыкаясь о камни и корни деревьев и уже рядом с домом неожиданно столкнулся лицом к лицу с поручиком Емцовым, пробормотал неверяще:

— Вы?

— Я! — Зловещая улыбка на мгновение возникла на тугощеком лице Емцова. В правой руке он держал револьвер, левой, продолжая улыбаться, помахал прапорщику, сделал этакий прощальный «куп де грае» одними пальцами, будто имел дело с гимназисткой.

Лучше бы поручик этого не делал, хамский жест лишь разозлил прапорщика, он коротко, без размаха, двинул прикладом винтовки по руке Емцова, по пальцам, в которых был зажат револьвер, выбил его, поручик вскрикнул от боли, отскочил от Вырлана в сторону и заорал что было силы:

— Сволочь!

Прапорщик молча, действуя будто во сне, почти автоматически, ударил его прикладом во второй раз — металлической пластиной, привинченной к торцу приклада, опечатал лоб поручика. Емцов, пытаясь удержаться на ногах, завзмахивал руками, его повело, будто пьяного, в сторону, и он завалился на куст стланика.

Вырлан подобрал его револьвер, выколупнул патроны, оставил один, нацелившийся тупой головкой в темный зрачок ствола — оружие у прапорщика и Емцова было одинаковое, а патронов никогда не бывает много, — подошел к поручику и выстрелил ему в голову.

Револьвер бросил рядом.

Стрельба вокруг дома усилилась — подоспели казаки с других шурфов, растеклись цепью, охватывая горящий дом, емцовские люди не ожидали такого напора «работяг». «Работяги» метко швырнули несколько гранат, и на земле остались лежать четыре человека — трое убитых, один раненый — трупов на площадке перед домом прибавилось.

Дом уже полыхал целиком, над крышей взвивались рыжие горячие хвосты.

Вырлан выскочил из стланика и чуть не нарвался на пулю — горячая струя прошила воздух, — он отшатнулся от нее, вновь скрываясь в стланике, выругался в полный голос, потом прокричал что было силы:

— Бело-ов!

Куда же подевался Белов?

А храбрый казак, георгиевский кавалер Белов лежал в это время мертвый, уткнувшись головой в угол полыхающего дома, у него уже горели волосы, а на обнаженной шее вспухали пузыри и лопалась кожа. Группа Белова угодила в ловушку, подвело Белова чутье, не сработала фронтовая хватка. Люди, которым надлежало уничтожить пулемет — стук «льюиса» не напрасно беспокоил опытного фронтовика Вырлана, — угодила в руки самого Емцова. Захваченных станичников казаки вознамерились увести с собой — земляки все-таки, — но Емцов подал другую команду:

— Расстрелять!

— Но как же, господин поручик, ведь это же свои люди, такие же, как и мы, казаки... Тогда зачем же мы брали их в плен? — вступился было старший урядник Кобылин, пожилой человек, известный в конвойном взводе — имелся и такой взвод при штабе — как борец за справедливость.

— Я сказал: расстрелять — значит расстрелять. Иначе я сделаю это сам, — Емцов рванул с револьверной кобуры кожаную петельку, — л-лично!

Белова с двумя казаками расстреляли у стены горящего дома.

— Когда пламя разгорится пожарче, тела бросьте в огонь, — распорядился Емцов.

— Не по-христиански это, господин поручик, — пробурчал Кобылин, — русские же люди. Их похоронить надо...

— Выполняйте, что приказано! — сорвался поручик на крик.

Через десять минут не стало и самого Емцова.

Стрельба вокруг дома усилилась.


Впрочем, усилилась она ненадолго — прошло еще немного времени, и стало тихо. Вырлан обежал дом, нашел трупы Белова и двух казаков, ушедших с ним, выматерился, понесся дальше в поисках Тимофея Гавриловича, старика не обнаружил и нырнул было в горящее помещение, но тут же выскочил обратно: гимнастерка на нем дымилась. Тимофей Гаврилович явно погиб, но прапорщик, не желал верить в это:

— Не может этого быть! Не должно быть...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное