Атаман Семенов

Вы верите в надежность туземных частей? — спросил он первым делом, ногтем поправил щегольские, ровно остриженные усы.

— Верю, — твердо ответил Семенов.

Они проговорили не менее двух часов. После этого Семенов стал ходить в дом двадцать на Мойке как на работу — являлся туда каждое утро в девять часов.

В Петрограде Семенов пробыл больше месяца. Шестнадцатого июля он, как обычно, явился к Муравьеву на «утренний болтологический сеанс». Полковник, увидев его, встал, придал своему лицу торжественно-официальное выражение.

— Я предлагаю вам, Григорий Михайлович, торжественно вступить в должность помощника председателя комитета, — сказал он. — С правами помощника военного министра.

Вот она, звездная минута будущего атамана. Семенов даже услышал, что внутри у него что-то приятно екнуло, по телу разлилось тепло, усы, не удержавшись, задергались, рот расплылся в невольной улыбке.

Любопытный это был момент, очень любопытный. Интересно, что было бы, прими Семенов предложение полковника? Сам Муравьев через некоторое время стал, между прочим, главнокомандующим Красной армией, неплохо воевал, а потом, словно спохватившись, перешел на сторону белых, но оказался там генералом без войска, один как перст...

Вполне возможно, Семенов тоже стал бы большим человеком у «краснюков», как он потом называл красных, командовал бы войсками, рубил головы белякам и зачитывался творениями великого Ленина. Вот ведь какие фортели может выкидывать жизнь, какие фиги иль маслины засовывать в сладкую гурьевскую кашу вместо изюма.

Однако Семенов, поразмышляв немного, отказался от лестного предложения полковника Муравьева.

— Это не по мне, — сказал он, — я не смогу сидеть в тиши кабинетов. Находясь в Сибири, я принесу вам больше пользы, чем здесь.

Говорил он искренне, и Муравьев поверил, покивал меленько, по-птичьи, и огорченно махнул рукой:

— Ладно!

Он выдал Семенову командировочный мандат, из которого следовало, что есаул Семенов Григорий Михайлович является комиссаром по образованию Добровольческой армии в Иркутском и Приамурском военных округах. На следующий день опять-таки не без помощи всесильного полковника Муравьева в кармане есаула оказалась еще одна бумага, более высокая, подписанная Верховным главнокомандующим: Семенов получал права военного комиссара ни много ни мало — всего Дальнего Востока. Вместе с полосой отчуждения КВЖД — Китайско-Восточной железной дороги[34]. Одновременно его назначили командиром Монголо-Бурятского конного полка, местом формирования которого была станция Березовка, недалеко от Берхнеудинска.

На фронт Семенов больше не вернулся.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В Сибири Семенов не был три года — ни разу не отлучался с фронта. В Питере, на вокзале, забрался в уютный вагон трансконтинентального экспресса, пахнущий чистотой и душистым хвойным настоем, которым проводник — плечистый дядя с седыми усами — каждые три часа увлажнял ковровую дорожку, — уснул, а проснувшись, увидел за окном вагона такие чистые, такие зеленые, прибранные рощицы, что Петроград, оставшийся уже в прошлом, разом стал мниться ему пыльной заплеванной пепельницей.

Семенов приник к окну и часа два глядел в него не отрываясь, засекая все, что попадалось на глаза, всякую мелочь, на которую раньше мог обратить внимание только под пистолетным дулом, и слушая, как в груди растревоженно колотится сердце — он ехал на Родину, домой.

Редкие письма, которые приходили на фронт, шерстила военная цензура, делала это придирчиво, вымарывая не только то, что нужно было вымарать; письма эти производили странное впечатление неживых, будто были состряпаны неким бездушным деревянным человеком, иногда из них вообще ничего нельзя было понять.

Если в Петрограде было голодно — бабы в магазинах дрались за ржавую селедку, от запаха свежего хлеба люди стонали, на рынках продавали пирожки с собачьим ливером, то здесь, едва поезд подходил к станции, на перрон вываливались лоточники, миллион лоточников — и чего только на этих лотках не было! Что такое голод, в России, в отличие от Питера, не знали. Семенов записал на память на листке бумаги: «Печеная в духовке утка стоит 30 коп., жареный поросенок — 50 коп.». Мало ли, вдруг эти пустячные сведения понадобятся когда-нибудь для большого дела...

На седьмой день Семенов прибыл в Иркутск. Здесь надлежало сделать остановку и отметиться в штабе командующего войсками Иркутского военного округа генерал-майора Самарина. А затем спешно — вот-вот должен был открыться войсковой круг — перемещаться в Читу.

В Иркутске Семенов невольно обратил внимание на помощника командующего полковника Краковецкого — очень ему полковник не понравился; лощеный, с презрительным взглядом серых выпуклых глаз, он всегда словно смотрел сквозь человека, с которым разговаривал.