Вмиг эта весть весь лагерь облетела. Не успел Денисов от Платова выйти, прибежал генерал Иловайский, Николай Васильевич, с ним полковники, что в Молдавию уходили:
— Точно ли правда, дядя, что вы хотите остаться на границе?
— Точно, — ответил Денисов, удивленный, что его зовут «дядей». С Иловайским они в родстве не были.
— Сделай милость, дядя, уважь просьбу всех, кто в Молдавию идет. А я особенно прошу: не оставь нас и иди с нами. Мы все тебя любим и почитаем.
Платов подкручивал усы и в окно смотрел: «Опять навяжется на мою голову». За арьергардные бои представлял он Денисова к золотой сабле за храбрость, честно восхищался теми боями, но все же не любил; разные они были — старообрядец и «провинциал» Адриан Денисов и черкасец Матвей Платов.
Меж тем Денисов, польщенный казачьим уважением, стал просить с почтением:
— Буде можно, Матвей Иванович, отмени мое согласие и причисли меня к полкам, идущим в Молдавию.
— Как же вы так скоро переменяете ваши мысли?
— Так на твоих же глазах!..
— Хорошо, вы пойдете в Молдавию, — быстро сказал Платов. Иловайский стал обнимать Денисова и благодарить, полковники тоже. Пока шли в Молдавию, все о наградах переписывались. За минувшую войну наградили Платова Владимиром 2-й степени, «Александром Невским», прусскими орденами Красного орла и Черного орла. Послал он за ними в Санкт-Петербург есаула Шульгина и просил царя, чтоб прислал он Войску Донскому особую грамоту, которую Платов за него пообещал, как делали Петр Первый, Анна Иоанновна и Екатерина Великая, чтоб была она в нарочитом ковчеге и по праздникам церемониально вычитывал бы из нее старый дьяк: «Сие делается издревле для образования всему Войску».
Еще об одной награде думал Платов, но не писал о том царю.
Знали все ближние, что ждет Платов Георгия 2-й степени, но сомневались: даст ли царь?
— Даст, — уверенно говорил Платов. — Я ему намекнул.
— Как же, Матвей Иванович?
— Георгий Победоносец на каком коне ездит? Какой масти?
— Белой…
— Вот именно. И я царю через графа Ливена белую горскую лошадь послал. Лошадка добрячая, по лестнице подниматься и опускаться может. Правда, ей лет десять, но в горах они все долгожители — по их меркам, лошадка еще молодая. Царь лошадь принял, значит, намек понял.
Уже в декабре на Днестре получил наконец измученный ожиданием Матвей Иванович орден Святого Георгия 2-й степени.
Глава 17
ЕЩЕ ОДНА ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА
До Днестра казачьи полки дошли быстро. И прибыли как раз к смене начальства. Прежний главнокомандующий генерал Михельсон, бодрый старец, который каждый бой с саблей наголо сам кидался на турок во главе гусар или казаков, доскакался — помер, Царствие ему Небесное.
Атак вообще-то война шла вяло. В Царьграде постоянно бунтовали янычары, в тот год они убили министров и посадили нового султана — Мустафу. Государь видел все нелады в Османской империи и настаивал на наступательных действиях. Михельсон же перед смертью осадил Измаил — многим старикам суворовские лавры покоя не давали, — взять же не смог.
Еще одна головная боль была у русского командования — сербы с их вечными восстаниями против турок. Хотели они сражаться «за одну с русскими веру, честный крест и православного русского краля», но сил своих имели мало и постоянно просили у русских помощи. А русские постоянно посылали туда казачьего генерала Исаева со слабыми силами, но Исаев и со слабыми силами турок трепал, сербам помогал, как мог, — а все же недостаточно.
В самом начале лета турки собрались с силами и пошли на Бухарест, вселив в его легкомысленных жителей живейший страх и даже панику. Однако оборонял город суворовский любимец генерал Милорадович. Тот — всегда впереди, весь в звездах и лентах. Турок Милорадович прихватил порознь в двух местах и разбил наголову. Разыгралось одно из этих сражений как раз в день Фридландской битвы, но не в пример счастливо. С тех пор засверкал и загремел в Бухаресте непрерывный ряд блестящих балов и празднеств народных. Все славили и честили Милорадовича, и тот сам был душой этих пиров. Прислал ему Государь Георгия 2-й степени, что оживило еще больше подуставших было валахов, и даже смерть старика Михельсона не умерила народных восторгов.
Наконец Исаев разбил под Видином какого-то Муллу-пашу, и турки запросили перемирия. Оставшийся после Михельсона за главного генерал Мейендорф перемирие подписал. Не подумав и не спросясь никого, договорился он с турками, что перемирие будет до 3 апреля 1808 года. Туркам это, конечно, было на руку. Зимой они воевать не хотели, большей частью по домам разбредались.
Государь, недовольный таким поворотом дела, Мейендорфа отозвал, а командующим прислал князя Прозоровского.
Князь Александр Александрович Прозоровский, достойный потомок князей Ярославских, Рюрикович, призван был вновь на службу, как только началась война с Бонапартом. Государь вверил ему начальствовать милицией (т. е. ополчением) южных губерний, а затем, несмотря на глубокую старость, послал терзаемого подагрой и хирагрой князя в Молдавскую армию.