Критики атамана называли его «истребителем жидов». Действительно, в день торжественного въезда в Псков Балахович повесил девятерых коммунистов, большинство из которых оказались евреями. На купцов-иудеев была наложена большая контрибуция. Впрочем, сам «батька-атаман» не раз заявлял: «Моя цель — истреблять даже не коммунистов, а только негодяев, которых действительно не может носить земля». В Пскове во время балаховщины был установлен порядок публичных казней, которые совершались днем, по нескольку раз в неделю, в центре города, в присутствии атамана или его помощника — барона Энгельгардта. Обычно Балахович собирал митинг, на котором, как «верховный судья», вступал в «диспут» с жертвой, устраивая «суд народа», после чего обращался к присутствующим с вопросом: не желает ли кто-нибудь поручиться за осужденного. Обычно следовал отказ, после чего осужденных вешали на трехгранных фонарях. Балахович заявлял, что он не хочет, «чтобы белых и меня обвиняли в том, что я казню в застенках. Пусть все видят, кого я вешаю. Я приглашаю вступиться, когда увидят, что убивают невиновного. На тех, за кого вступятся свободные граждане, моя рука не подымется». Интересно, что батька устраивал казни не только коммунистов, но и уголовников, продавцов кокаина. Псковское купечество отправило ему поздравительный адрес, в котором были такие слова: «Кузнец Вакула оседлал черта, а ты, батька-атаман, — коммунистов».
Корреспондент газеты «Русские ведомости» князь Львов писал: «Мы ехали по району, оккупированному год тому назад знаменитым Булах-Балаховичем. Народная память осталась о нем нехорошая. Грабежи и, главное, виселица навсегда, должно, быть, погубили репутацию Балаховича среди крестьянского мира. За 40–50 верст от Пскова крестьяне с суровым неодобрением рассказывают о его казнях на псковских площадях и о его нечеловеческом пристрастии к повешениям». В июле 1919 года, по протесту представителей Антанты публичные казни были прекращены...
Оригинальным был «сбор пожертвований» на нужды частей Балаховича. В виде принудительных пожертвований в Пскове было собрано 200 тысяч рублей. Балахович выяснял адреса и доходы богатых горожан Пскова и приказывал им в трехдневный срок «добровольно» внести крупные суммы.
Во время «псковского сидения» Булах-Балахович был уличен в печатании фальшивых «керенок», которые еще находились в обороте в качестве разменных денег. Доверенные люди батьки изготовляли в Пскове фальшивые 40-рублевки. В штаб генерала Родзянко из Пскова поступило донесение: «По инициативе г. Афанасьева батька выписал Тешнера, который приготовил клише для 40-руб. керенок. В гостинице «Лондон» в № 1 была открыта экспедиция, в том же номере был водворен и посажен под охрану двух солдат (вооруженных), которые стояли у дверей, г. Тешнер, сделавший попытку к побегу и возвращенный из Печер обратно в Псков. Оттуда экспедиция была переведена под непосредственную охрану районного коменданта Куражева, где она и процветала, пока там были Куражев и Афанасьев. Все это велось под непосредственным руководством Стоякина, который повесил одного из писарей за слишком хорошее знакомство с делами экспедиции. Печатание денег производилось в доме Коммерческого банка (в Пскове) под помещением районной комендатуры. В помещение экспедиции допускались только полк. Якоби, полк. Стоякин и кор. Якобсон. Печатал мастер Богоприимцев. По этому делу Стоякин хотел расстрелять пор. Андреева. В этом деле принимали еще близкое участие, кроме указанных лиц: подполковник Якоби, ротмистр Звягинцев, полк. Энгельгардт, корн. Якобсон, сотник Корчагин...»
Получив известие о фальшивомонетничестве атамана, командующий Северным корпусом генерал Родзянко потребовал у главнокомандующего армией генерала Юденича отставки Булаховича и назначения следствия. Но Юденич согласился лишь на проведение следствия. Родзянко стремился удалить Балаховича «от партизан его отряда и тем прекратить в корпусе стремление к партизанщине», и дело «о фальшивых керенках» ему было очень кстати.
Понимая, что в кругах «своих» он нажил множество врагов, Балахович стремился найти поддержку у представителей эстонского и польского высшего офицерства. Атаман близко сошелся с начальником 2-й эстонской дивизии, с верховным эстонским командованием. Одновременно Балахович искал контакты с поляками. 23 июня 1919 года батька сообщил польскому командованию, что он поляк, а из 1500 его бойцов 250 являются этническими поляками (скорее всего, это были литовцы, белорусы, литовские татары). Польская сторона предложила Балаховичу откомандировать своего офицера связи в расположение командования Литовско-Белорусским фронтом. Однако тесные контакты с иностранцами не только не укрепили положение атамана, но и вовлекли его в новые интриги. Чувствуя поддержку Запада, Балахович пытался создать оппозицию офицеров армии против высшего командования — Юденича и Родзянко.