Атаульф и другие, Готский для всех

Мне навстречу Хродомер вышел и остановил. Спросил, что за чужаки, кого я видел. Я сказал:

- Трое на конях. Двое с копьями. Прямо к броду шли.

Тут Хродомер на своих кричать стал, дедушка Рагнарис - на своих. Человек десять вооруженных навстречу тем чужакам пошли. Я жалел, что дяди Агигульфа нет, что он все еще в роще сидит. Уж дядя Агигульф один бы со всеми троими справился!

Бросились бежать, чтобы в село чужаков не допустить. На околице вышли им навстречу, встали стеной.

Чужаков не трое, а четверо оказалось - двое на одном коне ехали. Тот, четвертый, мальчиком был, зим семь или восемь ему, по росту судя.

Тот, что с мальцом сидел, на землю соскочил и вперед вышел, чтобы с нашими говорить.

И тут мы увидели, что это Ульф.

Сильно изменился Ульф. Всегда поджар был, а стал тощий, будто облезлый. Лицо серое, волосы серые, не то седые, не то пыльные. Когда с лошади слезал, за бок держался и морщился. Глядел мрачнее обыкновенного. И всегда Ульф невеселым был, а тут будто с того света возвратился.

Мальца с коня снял и Рагнарису передал. Это Стилихон был, несносный сын моей сестры Хильдегунды. Я его сразу признал и невзлюбил за то Ульфа, что Стилихона притащил. Нам и Ахмы-дурачка, что в доме, смердя, помирал, доставало.

Рагнарис Стилихона принял и сразу на ноги его поставил, на руках держать не стал. Сильно подрос Стилихон, тяжелым стал. И глядит зверенышем, а прежде с любопытством глядел и без всякого страха.

Ульф сказал, что беда большая случилась. И поговорить о том нужно ему со всем селом, чтобы все знали.

Дедушка Рагнарис сказал, что где Ульф - там и беда, так что удивляться нечему.

Тот только зыркнул злобно, но смолчал.

Тут дедушка Рагнарис на тех головой мотнул, кто на конях сидел и копья держал. Спросил: мол, эти тоже с тобой?

Ульф сказал дерзко:

- Со мной!

Дедушка Рагнарис проворчал:

- Небось, такие же бедоносцы, как ты.

На то Ульф сказал, что насчет бедоносцев не знает, но один из них кузнец.

Тем временем спутники ульфовы спешились и ближе подошли, коней в поводу ведя.

Который из двоих кузнец, я сразу понял. Лицо у него темное, с копотью въевшейся, и руки такие, что вовек не отмоешь. Оттого и волосы снежно-белыми казались, и густые, сросшиеся брови. Нос у того кузнеца с широкими ноздрями, будто не то принюхивается, не то гневается. Грудь бочкой, ноги кривые. На прокопченном лице диковатые глаза посверкивают. Я сразу эти глаза запомнил, потому что они покрасневшие были, как будто кровь близко подступает.

Впрочем, кузнеца из двоих угадать - семи пядей во лбу не нужно было быть, потому что второй из спутников ульфовых девкой оказался. Я таких прежде и не видывал. Дюжая девица ростом с воина, одетая как воин и вооруженная как воин. Сама белобрыса, глаза серые, холодные, рот будто мечом прочеркнули - тонкий и прямой. На кой она такая Ульфу понадобилась?

Хродомер с Рагнарисом как спутников ульфовых разглядели, так и затряслись от злости. Хродомер Рагнарису сказал, чтобы сам разбирался с гостями, которых сынок дорогой к нему в дом привел, а уже потом к остальным на погляд вел, ежели жив еще останется. Не иначе, как долго по весям шастал, пока таких вергов выискал. Небось, их ни одна банда не брала, одному только Ульфу и пригодились. И вечно-то Ульф, как собака в репьях, отребьем себя обвешивает...

Рагнарис хотел было Хродомеру возразить, уже и краской налился, и рот раскрыл пошире, да Ульф опередил его. Никакой почтительности в Ульфе не осталось (и прежде-то немного ее было). Руку на рукоять меча положил и Хродомеру велел собачий лай прекратить, а выслушать, что ему скажут. Что-то пережил Ульф такое, что и на Хродомера бы руку поднять не побоялся.

Слава об Ульфе и прежде такая ходила, что никто с ним драться бы не захотел. И потому замолчали, дали Ульфу сказать.

- Звать их Визимар и Арегунда, вандалы они. А дома у них нет.

Рагнарис затрясся и глаза опасно сощурил - не любил вандалов. Тем более - бездомных. Но Ульф опять упредил его, добавив:

- Не сегодня-завтра и мы такими будем.

Рагнарис наконец слово вставить смог. Будто запруду прорвало, когда заревел страшно и зычно:

- Ничуть не сомневаюсь, коли такое вандалище да с такой вандалицей к нам под крышу привел. Они, глядишь, и солому с крыши сжуют, и бревнами закусят, тебя же, дурака, над собственным твоим очагом поджарят.

Я, глядя на вандалов, был согласен с дедушкой. И все наши были с ним согласны. Дед продолжал:

- Чего больше-то с собой не привел? Что поскупился, мало взял? Все племя бы ихнее вандальское, свирепое да лукавое, сюда тащил! Никогда в тебе, Ульф, надлежащей рачительности не было...

И тут до деда дошло, что без семьи Ульф домой явился. Ни Гото, ни Вульфилы с ним не было. И спросил дед:

- А твои-то где, жена да сын?

И сказал Ульф тем же голосом:

- Мертвы они.

Дед только рот раскрыл, словами подавился.

Тут отец мой Тарасмунд вмешался и сказал дедушке Рагнарису:

- Пусть сперва поедят с дороги.

И в дом позвал Ульфа и вандалов, спутников его.

Ульф как в дом вошел, сразу запах от Ахмы почуял и спросил, кто помирает. Ему сказали, что Ахма-дурачок помирает.

- От чего помирает? - спросил Ульф.