Атаульф

Дядя Агигульф рассказывал, что еду и питье годье и Тарасмунду, носил он с шуточками и прибауточками, желая их взбодрить. Тогда он, Агигульф, совсем молодой был. Дядя Агигульф и сейчас в Бога Единого не верует, а тогда и вовсе для него ничего святого не было. Так дядя Агигульф говорит.

Отец наш Тарасмунд, которому мы с Гизульфом дядин рассказ потом пересказывали, возразил, что вовсе не было тогда у Агигульфа ни шуточек, ни прибауточек. Мрачным ходил тогда дядя Агигульф, ибо глодал его страх.

Про самого себя Тарасмунд говорил, что в те дни ярость в нем бешеная кипела и был он зверю дикому подобен, ибо от князя Чумы гибло село наше и ничего против этого Тарасмунд сделать не мог.

После годья признавал, что спасли его Хродомер с Рагнарисом от смерти, но утверждал, что это все Бог Единый с Сыном устроили руками язычников. Храм же после всего этого заново освящал годья, а за занавес очень ругал Тарасмунда.

С ними потом еще Одвульф в храме жил, но Тарасмунд Одвульфа презирал за трусость, ибо Одвульф к Богу Единому потому прибежал, что Бог Единый и добрый Сын сильнее князя Чумы и могут князя Чуму побороть. Вот и поспешил к более сильным переметнуться, чтобы оборонили.

Пришел же князь Чума в наше село так. Как дед и рассказывал, принял князь Чума облик скамара, только у нас тогда не знали об этом. Ибо этот скамар не был похож на прочих, наглых, да грубых, да трусливых. Был он немолод и видно было, что не от лености и гнусности нрава бродяжничает. Заметно было, что к работе на земле привычен — повадка выдавала.

Приютил же его Сейя и думал сделать своим человеком. Скамар же благодарность свою показывал.

Потом только поняли мы, что так-то и провел нас князь Чума. Был бы скамар на других похож, мы бы сразу его прогнали, в дом бы не пустили.

Сорок дней минуло с той поры, как скамар у Сейи поселился, и умер у Сейи раб. Внезапно умер: вот он стоит — и вот уж он пал на землю и мертв, а лицо черное.

Прибежали на поле и сказали о том Сейе. И прочие ту весть слышали.

Тогда-то и хватились скамара.

А здесь он, скамар. Со всеми на поле был, снопы вязал. Стоял, согнувшись; сквозь худую рубаху лопатки торчат, волосы серые от пота слиплись, а руки знай себе ловко работают.

Наше поле поблизости было, потому видели все, что со скамаром случилось.

Ударил его камень между лопаток. Кто бросил — того никто не заметил. И камней-то на поле вроде бы и не было, а ведь нашлось и немало.

Выпрямился скамар, еще не понимая, и тут ком земли прямо в лоб ему угодил. Повернулся скамар и побежал.

Ничем удивления своего не показал. Привык, чтобы его гнали. Стало быть, и в самом деле князь Чума это был, раз убегал, вину свою зная.

Побежал, но тут дорогу ему заступили. Метнулся туда, сюда — везде люди стоят.

Скамара быстро окружили со всех сторон — и родичи Сейи, и наша родня, и родня Хродомера на крик прибежала. И стали скамара бить.

Первым его Вутерих поверг, сын Сейи, друг отца моего, Тарасмунда, — ловко серпом по лицу ударил (в шею метил, но промахнулся). Тут все навалились, кто рядом был.

И мы с Гизульфом там были, и Ахма-дурачок, наш брат, — тоже. Все мы там были, все наше село прибежало князя Чуму гнать.

Когда же отступили от скамара, как волна от берега, то ничего уже от скамара и не осталось — одно только месиво темно-красное, я помню. Смотрели на это месиво в страхе, ибо князь Чума, даже если убить тело, в котором он пришел, так просто из села не уходит.

Гизела заплакала и на руки меня взяла. А я не понял, почему она плачет, потому что мне весело было скамара гнать. Я думал поначалу, что чума это здорово, потому что все вместе собрались. И князя Чуму убили. Вот какие мы сильные, когда все вместе, — никто нам не страшен.

Рагнарис велел сыновьям своим быстро хворост нести, чтобы останки скамара спалить.

А Сейя людей домой послал, чтобы того умершего раба подальше отнесли и сожгли. И когда все побоялись идти и раба того уносить, Сейя одного из своих рабов по лицу ударил и велел ему: «Ты пойдешь». И я видел, что тот человек смертельно перепугался, но ослушаться Сейи не посмел.

Хродомер сказал, чтобы все можжевельник собирали и жгли на дворах, дома окуривали и сами окуривались. И сказал, чтобы все в селе так делали. Хродомеров отец (так Хродомер сказал) говорил, что так делать надо, когда чума подступает.

То поле, где скамара убили, и сейчас брошеное стоит, потому что не рождается там ничего.

Дядя Агигульф потом говорил нам с Гизульфом про это поле, страшную клятву взяв, что не будем так делать. Если в последний день старой луны взять оттуда щепотку земли и кому-нибудь в питье подсыпать, тот человек начнет чахнуть и сохнуть и через полгода умрет. Только у нас в селе про это все знают, потому так и не делает никто. Дядя Агигульф сказал, что если у нас в селе кто-нибудь сохнуть начнет, он нас с Гизульфом, не разбирая, притащит на скамарово поле и эту землю есть заставит.

У нас в селе это место стараются стороной обходить, плохим считают.