Ситуация вокруг гибели изучалась и через агентуру МГБ в среде священнослужителей УГКЦ. В этом отношении интересно сообщение 12 марта 1948 г. источника «Ивана Смутного» (священника-униата). Последний трижды виделся с прелат-каноником Хирой, услышав от него такой рассказ. Священник Иван Сокол подозревался в сотрудничестве с венгерскими оккупантами и, возмутившись ложными, по его мнению, наветами, отправился в Москву искать справедливости как «бывший партизан». Якобы по пути следования, во Львове, ему сообщили о пребывании в Москве группы «монахов из Франции» при посольстве этой страны. Попав к ним, получив радушний прием и обеспечение (вплоть до обратного авиабилета), сообщал «Смутный», Сокол не только дал французам информацию о тяжелом положении католичества в регионе, но и коснулся гибели Ромжи. Дело в том, продолжал агент, что Сокол – один из реальных свидетелей аварии на дороге. Он находился в 100 м от места происшествия и «в качестве убийц и грабителей опознал работников МГБ» (последние два слова в документе вписаны от руки в машинописный прочерк). По словам Хиры, на месте Сокола «другой нормальный священник за такую миссию вряд ли бы взялся» («Смутный» считал, что поездка в Москву была предпринята И. Соколом намеренно и якобы своевольно, вопреки «запрету» священноначалия, а на самом деле – по поручению противников воссоединения с РПЦ)[617]
.Представляет интерес и сообщение источника «Чарского» (23 марта 1948 г.). Агент навестил священника Даниила Бачинского[618]
, ехавшего вместе с Ромжей в тот злополучный день. Отец Даниил и на тот момент ходил с костылем, продолжая лечить травмированную ногу. На вопрос агента ответил, что не может судить, было это убийство или случайное ДТП, ведь сам после удара потерял сознание, не помнил, как его доставили в больницу, и около месяца пребывал в беспамятстве[619].Резонанс по поводу гибели Т. Ромжи отслеживался и зарубежными резидентурами внешней разведки МГБ УССР. Как сообщалось в записке 1-го отдела 1-го Управления МГБ УССР от 27 января 1948 г., в декабре 1947 г. агент «Радист» дал информацию «по поводу слухов, циркулирующих вокруг смерти Мукачевского греко-католического епископа Ромжи. Как сообщил источнику некий доктор Парканий, Ромжа ехал на освящение храма, повозку сбил грузовик, а следовавшая за ним другая машина остановилась, чтобы проконтролировать состояние жертв. Некий Степан Ковач в ноябре 1947 г. рассказывал агенту, что епископ направлялся из Мукачево в Ужгород, и близ села Ракошин на него наскочила машина. Самому Ковачу об этом поведал нотариус села Вышний Рыбник Эней. Энею же об этом сообщили контрабандисты, а контрабандистам рассказал один из ехавших с Ромжей священников – о. Даниил Бачинский, упавший в придорожную канаву. В этих свидетельствах нет упоминаний о добивании пострадавших в ДТП. Закордонный агент «Ян Гус» (Словакия) также сообщал об упорных слухах об «убийстве большевиками» закарпатского архиерея[620]
.14 января 1948 г. министр госбезопасности УССР С. Савченко[621]
утвердил «План агентурно-оперативных мероприятий по ликвидации Униатской греко-католической церкви в Закарпатской области УССР». «Униатская греко-католическая церковь, – отмечалось в преамбуле, – являлась политической комбинацией иезуитов и австро-венгерских феодалов, на протяжении всей своей истории была орудием полонизации и мадьяризации русско-украинского населения Закарпатской Украины и последнюю четверть века – средством борьбы против Советского Союза и коммунистических идей», использовалась разведкой и контрразведкой оккупантов в «качестве агентуры». УГКЦ Закарпатья трактовалась как «массовая иностранная резидентура на нашей территории», канал влияния Ватикана на население и «база иностранных разведок»[622].В первом разделе плана («Мероприятия по линии советских органов») МГБ УССР решил просить союзное ведомство ходатайствовать перед Советом по делам религиозных культов и РПЦ СМ СССР о запрете их уполномоченным вести дальнейшие переговоры с капитулой УГКЦ о переходе в православие. Шла речь об «изъятии» и передаче РПЦ всех униатских храмов, включая те православные культовые сооружения, которые были у нее отняты во времена нахождения региона в составе Чехословакии (1919–1939 гг.).