Ателье Мадам Пикок

- Если вы будете так себя вести, - строго произнесла я, положив палец ему на мягкие полуоткрытые губы. – Мы с вами больше не увидимся…

Я уже собиралась забраться в карету, как вдруг меня посетила странная мысль. Вряд ли он когда-нибудь поцелует бедную швею Винаретту… И при мысли об этом мне стало вдруг так обидно…

В том, что произошло дальше, виноваты эта проклятая маска, которая снимала все мыслимые и немыслимые запреты, и кураж, который еще растекался волной всемогущества по моему телу. Но если быть честной до конца, масла в огонь подлило банальное женское любопытство.

- Хорошо, я вас поцелую, если вы их задержите, - прошептала я. – Но если вы при этом дернетесь или что-то предпримете, обнимете или ответите на поцелуй, мы видимся в последний раз. Надеюсь, вы меня услышали… А теперь закройте глаза!

Дитрих замер, закрывая глаза, а я осторожно, с подножки кареты прикоснулась губами к его губам.

Так целуются голубки на открытках и целомудренные фарфоровые статуэтки на витринах.

- Вы просто издеваетесь надо мной, - прошептали полуоткрытые губы, на которых стыл мой нежный и осторожный поцелуй. Через мгновенье я уже была в карете.

Кучер тронулся. «Вы куда? Хозяин запретил всем гостям покидать дом, пока не найдут…», - донесся до меня крик, но кучер стеганул лошадей и дернули карету в сторону. Ее занесло, боком, и тут же послышался страшный грохот. Меня бросило на сиденье, а я с трудом встала, выглядывая в окно.

- Ворота! Сломали ворота! – донеслись крики.

Вслед за грохотом раздался пронзительный свист и шум приближающейся к нам другой кареты, которая резко свернула и тут же опрокинулась, вертя колесами. Я увидела лежащую на боку карету Дитриха, а его кучер соскочил с козел и распевая пьяные песни.

- Уберите карету с дороги! – кричал кто-то, но больше я ничего не слышала. Сердце колотилось, кураж спадал, а я вертела на руке роскошный браслет.

Карета мчалась, петляя переулками и пугая прохожих, а потом остановилась, как вкопанная.

- Все платье истоптал! – с сожалением прокряхтела я, глядя мятые и пыльные перья. – Придется перешивать!

Я взбежала по ступенькам, ведущим в храм, видя, как Бесподобный Елауарий гладит огромного полосатого кота, который шипит, вырывается и извивается, как бешенная гидра, обещая растерзать каждого, кто еще осмелится к нему подойти.

- Познакомься, это брат Бенедиктус, - умиротворенно произнес Елауарий, поворачиваясь ко мне расцарапанным лицом. – Теперь он будет жить при храме! Просто одно ружье сломалось…

Бесподобный Елаурий вдохнул.

- А отбиваться как-то нужно! – заметил Бесподобный Елауарий с умиротворенным вздохом. – Но за дополнительную плату, разумеется!

Я увидела обновленный прейскурант услуг. Венчание – пять риалей, торжественное венчание – десять риалей. Венчание с арендой ружья – пятнадцать риалей… И в самом конце появилась надпись «Аренда брата Бенедиктуса для самообороны – 50 риалей».

Глава двадцать пятая

- Пышь! – злобно выдал брат Бенедиктус на меня, как бы намекая, что не зря он стоит, как три ружья и «дружки жениха с большим опытом».

- Можно, я сделаю пожертвование на храм? – спросила я, отстегивая браслет.

- У меня сдачи не будет, дочь моя, - вздохнул бесподобный Елауарий. – Хотя, погоди… Сейчас посмотрю, что у нас в ящичке с пожертвованиями…

Он отпустил брата Бенедиктуса, который выгнул спину и обвел все вокруг осоловевшим взглядом. Мне пришлось отступить в ответ на «Пшшш!». Брат Бенедиктус распушил хвост и заскочил на скамейку.

Бесподобный Елауарий открыл поросший паутиной ящик у входа, засунул туда руку и достал три патрона.

- Спасибо вам, добрые прихожане, - сложил он руки, поднимая руки в молитве. Меленькими шажочками он дошел до ружья, прислоненного к стене, ловко переломил его через колено и заправил магические патроны.

- Одну минутку, - блаженно вздохнул бесподобный Елауарий, глядя на меня ясными глазами, в которых можно разглядеть любовь ко всему миру. – Я разменяю! Подожди здесь, дитя мое. Но брата Бенедиктуса не гладь. Он сегодня немного расстроен.

Дверь в храм закрылась, потом воцарилась тишина. В этой тишине я шагнула к алтарю, щурясь на заливающий его свет. Он казался розовом.

- Дорогая богиня, - сложила я руки и опустила глаза. – Я не знаю, правильно ли я поступаю…

Я с надеждой подняла глаза, силясь прочитать ответ.

На улице послышались выстрелы и дикие крики: «Моя нога!!! Заберите все! Только оставьте мне жизнь!».

Дверь со скрипом отворилась, а я разглядела, как по улице полз с простреленной ногой неприятный тип.

- Вот и разменял, - смиренно заметил Елауарий, доставая окровавленный мешочек. – Я всегда говорил, что самое не то, что снаружи, а что внутри! Вот смотришь на него, вроде бы тип бандитской наружности. Но внутренности у него добрые…

Мне ссыпали золото, а я пересчитывала ловкими пальцами монетки. Теперь я смогу починить машинку!

- Спасибо, - улыбнулась я, прижимая к себе золото. – Больше не надо!

- А больше и не дам! – улыбнулся Бесподобный Елауарий, относя золото в коробочку «На строительство храма богини любви».