Atem. Том 1

В трубке послышалось шуршание бумагой, Дэни листала страницу за страницей, словно в поисках чего-то особого. На миг задержалась, и — снова шелест. Не то.

— Вот, — произнесла она, будто споткнувшись голосом о шрифт на бумаге, — весьма прозаично:

«Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи ещё хоть четверть века —

Всё будет так. Исхода нет».

— Хм… кто это?

— Какой-то Блок.

— Что-то совсем уныло. Давай ещё раз, то же самое сначала, а я озвучу на свой лад. — И пока она нашёптывала эти четыре строки, окутанные болезненным уличным мраком, мой разум изменял прозаичный смысл на ироничный:

«Ночь, улица, трамвай, библиотека,

Чарующий фонарный свет.

Ты прожила уж четверть века.

А было ль здесь когда так? Нет…»

На какое-то время в трубке повисло молчание, а потом она повторила тот вопрос, который, собственно, и стал поводом её звонка. «Да, я заеду», — ответил я, нажав «отбой».

46

— Дэниэль, я здесь! — заприметив знакомую малиновую шинель, вошедшую в салон трамвая, окликнул я её. — Эли!

— Извините. Разрешите. Ради бога, простите, — пыталась она протиснуться ко мне сквозь полусонную толпу, покачивающуюся в убаюкивающий такт стука колёс. — Боже, нужно было раньше выйти, не попали бы в такой час пик, — сделав последний рывок, оказалась она рядом и, не найдя свободного сантиметра на поручне, уцепилась за мою руку.

— Ровно семь, как ты и говорила, куда уж раньше!

— Нет, в это время ты должен был подъехать к моей остановке, а не выйти из дома. Ещё и опоздаем вдобавок по твоей милости! Проще было пешком пойти! — причитала она, точно капризный ребёнок, не знающий к чему придраться.

— Мы вовсе не опаздываем, — притянул я её ближе, когда после очередной остановки последовал очередной наплыв утренних недовольных физиономий, заполняющих и так набитый под завязку трамвай.

Но я и впрямь никак не ожидал, что будет такое столпотворение. Даже если очень постараюсь, не смогу припомнить точных обстоятельств заставивших меня воспользоваться общественным транспортом в такую беспросветную рань. Возможно, то была пора моего хмельного студенчества, а может и позднее. Разве так людно было всегда? Признаться, я думал, что наше сегодняшнее недолгое путешествие станет прекрасным утренним rendez-vous amoureux, а вышло… Вышло так, что я оказался узником, запертым за чугунной решёткой светской морали, обездвиженный негласным «кодексом чести порядочного гражданина» и сгорающий от желания вырваться из оков общественной пристойности. Картина того, что происходило здесь и сейчас, кардинально отличалась от моего изначального представления этой поездки. Но это был один из тех редких случаев, когда действительное, по всем возможным параметрам, превосходило ожидаемое. Вышло так, как я и хотел — rendez-vous amoureux, но с приставкой «passionné».

Народ только и делал, что наплывал и наплывал, сужая расстояние между мной и Дэни до критической отметки возможного взрыва, который вполне мог стать реальным, не будь мы укутаны в такое неимоверное количество тёплых одёжек. Ещё остановка, ещё несколько новоприбывших — толчок откуда-то извне, копошение, давка: и вот наши тела оказались впечатанными друг в друга. Уткнувшись носом мне в грудь, Дэни так неприлично громко чихнула, отчего пара флегматично болтающихся вдоль поручня туш одарила нас своим утренним недовольством. А вот и он — взрыв, ударной волной тепла прокатившийся по рёбрам вниз.

— Извини, — улыбнулась она, поправив съехавший набекрень берет, в который раз очаровывая меня этими своими ненамеренно кокетливыми крошечными движениями, жестами, повадками, в который раз оставаясь звонкой, изящной француженкой в толпе чопорных немцев.

— Твоё горло ещё болит? — сам того не заметил, как моя ладонь соскользнув с её спины, очутилась под кашемировой тканью шарфа на припухших бугорках лимфоузлов, рядом с которыми предательски учащённо пульсировала вена, вторя ударам сердца.

— Не… немного, — хрипло выдавила она, натянув шарф по самые уши. — Это всё чей-то резкий одеколон.