Athanasy: История болезни

Теперь партии подопытных уводят в боксы каждые два дня. Обратно индусы возвращаются ещё более понурые. Про то, что с ними делали в боксах, не рассказывают.

Забавно. Только что понял, что у меня перестали расти ногти. От стресса, видимо. Чешется опухоль на лице. А чесать нечем.

Кавиани

Глава 9 Глаза как Чистое Небо

Если Главкон и жаждет поглотить мою душу, поднявшись из самых глубин Котлована, то лучше бы ему сделать это прямо сейчас.

Объявленное Сулайманом повышение оказалось ещё более неофициальным, чем я думал. Повседневные обязанности с меня так никто и не снял. Более того, на меня неожиданно свалилось нечто гораздо более тяжёлое и страшное, чем управление Теневой Машиной в подвале. Взаимодействие с гражданами.

За что мне это наказание? В чём я провинился?

– Господин Кавиани, но я совсем не понимаю, что мне делать… – пробормотал сидящий передо мной человек. – Кабинет номер тысяча… триста… Тысяча четыреста… Оказался закрыт, и я вернулся к Вам.

– Да, я уже объяснял вам, что у данного специалиста отпуск в честь Усекновения Головы Павла Гедерского, – устало ответил я.

– Д-да, но сколько эту голову усекали-то, не всю же шестерицу? Это же… Чик! И всё…

Несколько мгновений я просто разглядывал посетителя – грузного и невысокого, постоянно терзающего шейный платок. Боязливая, почти раболепная вежливость в нём удивительным образом смешивалась с дерзкой наглостью, как будто в любую секунду он может сорваться на крик, со скандалом пытаясь выбить из меня немедленное решение всех его проблем.

И эта мелкая, повседневная ересь про один из главных праздников… Спорить готов, что этот человек соблюдает все посты и ходит к исповедальне каждый день. Он искренне считал себя исправной деталью, и в то же время он – один из тех самых дизайнеров-модельеров, растащивших выписанный грант. Эта история возвращается ко мне снова и снова, чтобы опять укусить в зад.

Я повторил:

– Праздничные дни – это повод для активной домашней работы и время для похода на обязательные добровольные демонстрации и сборища.

– Но Вы же сами сказали, что я обязан сформировать комиссию в течение этой шестерицы!

Выписанный бюджет растворился среди этих людей, словно кубик пищевого концентрата в кипятке. И теперь они же формируют комиссию по расследованию своей же растраты. А я расчерчиваю для них линии на песке – ничего не значащие, не имеющие реальной силы. Жители Города боятся переступить эти линии, злятся на собственный страх, злятся на меня.

– Вы обязаны собрать все необходимые документы в течение шестерицы, – сказал я, – но неважно, какой именно шестерицы.

– Но эти подписи действительны только пять дней, – недоумённо ответил он. – На следующей шестерице мне придётся начинать всё заново!..

– Да, всё верно.

Посетитель вскочил, переполненный всё той же абсурдной смесью злости и осторожной вежливости.

– Зачем всё это придумано?! Мы же люди, почему нельзя договориться по-людски?

– Это не для людей, – я ткнул пальцем вверх, – это для Машин.

На выходе он попытался хлопнуть дверью, но покорёженный лист пластика снова застрял, уцепившись нижним краем за бетон пола. Вместо хлопка раздалось только жалкое «кр-рак» снова раскрывшейся трещины.

Небольшая и неожиданная польза от чего-то сломанного.

Словно вслед за пластиком, жизнь расщепилась на три неравные части: ночной кошмар, наполненный вкрадчивым шёпотом бесформенной плоти; утро, превратившееся в бесконечную череду посетителей и рабочих задач. И Машина.

После обеда я ритуально запирал жалкие останки двери кабинета, проходил уже привычным маршрутом по коридорам своего этажа, нервно потея и стараясь не привлекать лишнего внимания, и отпирал другую дверь, гораздо более прочную. Весь остаток дня заполнялся скрипом педалей и привычными расчётами. Точно такие же числа, как и там, наверху, но за ними таился совершенно другой мир.

Из трёх частей дня Теневая Машина незаметно превратилась в самую приятную. Никаких людей, никаких скандалов и, вопреки её ужасной, еретической сущности, никаких кошмаров. Странным образом эта Машина была совершенно… нормальной. Голый скелет из шестерёнок и цепей проглядывался насквозь, и никаких демонов Главкона в нём не обнаруживалось.

Я вводил необходимые числа и формулы, после чего бездумно крутил педали, наслаждаясь порциями благословенного эндорфина. Пока ноги бежали в никуда, мысли замирали на месте, даруя истерзанному мозгу невероятно ценные и редкие мгновения отдыха.