ATHRA (Крымский детектив). Часть I

– Что-то ещё было в последние месяцы, что могло повлиять… способствовать?.. Новые знакомые? Молодой человек?

Галактионова показала ладонью вниз, призывая быть мягче, но Станислав вновь сделал вид, что ничего не замечает.

После вчерашнего она его бесила больше обычного, и хотелось позлить ее в ответ. Клин клином, так сказать.

– Был какой-то… недолго, когда Саня в океанариум устроилась, – тяжело, медленно сказала мать и каким-то полуавтоматическим жестом провела пальцами по волосам. – Но она сразу сказала, что все несерьезно.

Отец проследил взглядом за ее движением, усмехнулся.

– Да проверял я этот "Аквамарин"! Думаешь, я бы пустил её на работу в какой-то притон?

– Я думаю о том, как хоронить своих детей. О тебе думать у меня нет никакого желания.

– Поехала с горы телега…

Смачный шлёпок разорвал тишину. Отец моргнул, коснулся щеки, и тут мать начала лупить изо всей силы – по лицу бывшего мужа, по плечам. Молча, наотмашь, без слез.

– Давай! Давай! – заорал отец. – Что так слабо-то?

В этом исступлении сквозило больше злости и обид, чем горя. Станислав задумался над этим, пока они с Галактионовой разнимали родителей.

– Пойду, покурю, – тяжело дыша, прошептал отец, успокоившись. Он бросил ненавидящий взгляд на бывшую жену и вышел на улицу.

– Давайте я сделаю вам травяной чай, – обратилась Галактионова к его супруге, – и вы…

– Не надо мне никакого чая. Где здесь… дамская комната?

Станислав хотел сказать про туалет для работников морга, но Галактионова его опередила:

– В соседнем корпусе. Направо и по тропинке.

Мать кивнула, снова оправила волосы хищным жестом и скрылась за дверью. Наступила тишина. Галактионова в задумчивости постучала кроссовком по полу, затем словно бы очнулась от мыслей: подошла к гробу Саши и поправила ткань обивки.

– Развод явно болезненный, – резюмировал Станислав и пошлепал по карманам пиджака в поисках блокнота. – В таких случаях дети неосознанно делают все, чтобы снова объединить родителей. Часто болеют. Или…

Оба посмотрели на гробы.

– Подвергают свою жизнь опасности, – закончила за него Галактионова. – То есть, дело в сайте.

– Ты не будешь обвинять ножницы в том, что кто-то запихнул их в розетку. Дело всегда в людях.

– А если на ножницах написано «запихни меня»?

– Галактионова, это ножницы.

Она хотела что-то вставить, но Станислав ей не дал:

– Первая очередность – ближний круг. Друзья, парни, работа, учёба… сайт-сайтом, но что-то заставило Александру устраивать эти игрища. Что в школе, что с сестрой.

Галактионова повела бровями: мол, услышала, но не очень согласна. Станислав почувствовал, что теряет терпение.

– Послушай… – он не смог спрятать раздражение, и голос его задрожал. – Твои выходки уже стоили жизни человеку. Хочешь продолжать? Под внутреннюю проверку хочешь?

– Мы можем работать в двух направлениях.

– Галактионова, ты глухая?

Ему до коликов хотелось увидеть в этих карих иллюминаторах хоть тень вины за смерть Александры, но там показалось что-то другое. Что-то шевельнулось, подержалось на плаву и тут же пропало – словно гигантский спрут ушёл на дно.

– Кстати, ты помнишь, когда мою мать перестали искать среди погибших?

– Чего? – удивился Станислав. Его всегда бесила эта привычка Галактионова скакать с темы на тему. – Мне почем знать?

– В архиве сказали, что дело у твоего папы.

Станислав сложил руки на груди и сделал лицо кирпичом.

– Ладно. Я поняла. Ближний круг.

Галактионова покивала какой-то своей мысли и вышла.

Станислав оглянулся на гробы, поежился. На душе было гадко и противно, и висело какое-то предчувствие, что нет, не «ладно», что эта циркачка, эта юродивая так не успокоится.

– Как же меня все это задолбало, – шепнул Станислав.

Мёртвые сестры, конечно, ему не ответили.

#4. КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ

Солнце пробивалось сквозь желтеющие листья алычи: нагревало то руки Константина Михайловича, то панамку на голове. Он недовольно ёрзал на складном стуле и посадочным совком выкапывал в земле одинаковые, как шеренги солдат, кубические ямки.

Приближался шум шагов.

Константин Михайлович оглянулся и ладонью прикрыл глаза от солнца. Сперва он увидел только силуэт на фоне золотого сияния, затем различил лысую голову, перистые облака за ней и синее, до боли синее небо.

– Ну, здравствуй, – сказал глухо Константин Михайлович и продолжил копать.

Человек за спиной молчал, но молчал тяжело, так что делалось не по себе.

– Хорошо на свободе? – не выдержал первым Константин Михайлович и выдрал тугой корень из земли.

– Сочувствую с Мариной.

Ответ неприятно кольнул. Жена умерла так давно, что это казалось привычным, данностью. Не вызывало чувств и эмоций. Тем более – стыда.

За что?

Перед кем?

Константин Михайлович совком округлил ямочку в центре, подровнял края и подтащил рассаду лимонных и оранжево-жёлтых бархатцев.

– Ты Славе обещал уехать.

Собеседник молчал – с годами он явно не стал разговорчивее.

– Больше слово не держишь? – поддел Константин Михайлович.

– Дай сдохнуть нормально. По-человечески прошу.

Константин Михайлович вытащил из емкости один цветок и не без восхищения осмотрел корневую систему кубической формы.