ATHRA (Крымский детектив). Часть I

Сквозь дремоту он услышал восхищенные возгласы, затем кто-то навис над ним. Иннокентий приоткрыл глаза: телефон… рука… подросток с прической-ананасом.

– И-извините, – прохрипел юный фотограф.

Собственного говоря, весь автобус от мала до велика снимал вид из окон. Было душно, тесно, шумно. Иннокентий снял через голову свитер и, ощутив блаженную прохладу, огляделся.

Автобус пылил по новенькому мосту. Слева тянулось железнодорожное полотно – некоторые секции ещё достраивались и жёлтыми насекомыми вертелись плавучие краны. Рябили в глазах отбойники, искрилось море. Под сахарными облаками вытянулись сизые ленты кораблей: грузовые баржи, паромы, теплоходы, катера. Далеко на горизонте синел Крым в белых пятнышках городской застройки.

Керченский пролив, экая невидаль.

Иннокентий, конечно, радовался, что за время его отсидки построили мост, но куда больше восхищался теми стеклянными дощечками, в которые за пятнадцать минувших лет превратились телефоны.

Он уже знал, что фотоаппараты в них ничуть не уступают «зеркалкам», а ещё там музыка, игры, кино… видеозвонки; сотовыми меряют расстояние, оплачивают счета, рисуют карты. Это приводило его в почти детский восторг – словно Иннокентий вдруг зашёл через экран в научно-фантастический фильм.

А потом он вспоминал про колонию, и грозовым облаком наползали мрачные мысли.

Тебе за пятьдесят.

Ты бывший зек.

Он посмотрел в окно. Железнодорожный мост вырастал на бетонных быках над уровнем автомобильной трассы. Справа рыжели отмели, затем потянулись искусственные насыпи – с волноотбойной стеной из булыжников. По насыпи ездили синие и красные грузовики и ссыпали щебень, а рабочие в оранжевых жилетках выравнивали щебень в ровное, как зеркало, полотно.

Иннокентий подумал, что неплохо бы устроиться на такую работу, и немного повеселел. Ну уж щебень то грузить с судимостью можно?

Ведь можно же?

Мост выгнулся дугой над судоходным каналом, затем опять пошел вниз. При въезде на полуостров автобус встретило информационное табло с гербом, ограничением в 90 км/ч и четырьмя красными надписями:

Дорога сухая

Видимость хорошая

Ветер 9м/с

Температура 16С

Табло почему-то показалось Иннокентию насмешкой. Потянулись пригороды Керчи. Он помнил, что раньше здесь были пустыри, дорожки из бетонных плиток и жиденькие домишки – теперь все смела новая трасса с шумовыми заслонами. Вдалеке белыми замками высились новостройки: крыши синие, крыши красные, белые.

Автобус покружил по подъездным дорогам и повернул к автовокзалу. Сама Керчь, в отличие от федеральных трасс, изменилась мало. Казались ярче вывески, стало больше иномарок и вообще – машин, но дома и люди – это было прежним, знакомым. Вот показался чёрный горб крытого рынка, вокруг которого голубой колбасой выстроились ряды палаток. Слева белело здание вокзала с надписью «Керчь», чем-то неуловимо похожее на научный институт. Мелькали рои желтых и белых газелей, которые все время отъезжали и подъезжали.

Автобус обогнул вокзал и свернул к зоне высадки. Пассажиры засуетились, зашумели, стали снимать сумки с багажных полок; зашипели и открылись двери.

Иннокентий сошёл на тротуар, засмотрелся на женщину с длинными волосами. Он все никак не мог привыкнуть к ним – словно после пятнадцати лет изгнания оказался в обществе инопланетян, – и приходилось делать усилие, чтобы не пялиться, не замечтаться.

Тебе за пятьдесят.

Ты бывший зек.

Ну какая баба позарится?

Иннокентий отошёл подальше, огляделся: тут цвела фиолетовая вывеска «Торговый центр Таир», там – ярко-красная «Московская ярмарка». «Кофейня» и «Парихмахерская» – блеклые, старые, прямо на здании вокзала. Лохматые тополя. Холм.

– Какая следующая? – послышалось сзади.

– Феодосия! – угрюмо ответил водитель. – «Айвазовская».

Иннокентий сообразил, что вышел слишком рано, и хотел лезть обратно в автобус, когда кто-то крикнул командным голосом:

– Мужчина!

Он дёрнулся, но в последний момент решил, что нет, не ему – и направился к водителю.

– Мужчина! С ушами проблемы?

В солнечном сплетении похолодело. Иннокентий повернулся. Метрах в пяти шёл «красный» – в пропотевшей форме, толстый, с тупым бульдожьим лицом. Он остановил парня с ананасом и прочеканил:

– Документы, предъявите, пожалуйста.

«Пожалуйста» было максимально нейтральным – ни толики вежливости, ни презрения. Просто форма речи, вроде союза или предлога.

Иннокентий наконец понял, что звали не его, и стал загибать пальцы, успокаиваясь: 1, 2, 3…

Парень что-то невнятно отвечал бульдогу. Бульдог уверенно лаял.

4, 5, 6…

Долетел обрывок фразы «красного»:

– … так пошли, прокатимся до отделения.

– На каком основании? – вырвалось у Иннокентия. Он тут же пожалел, что влез, но «Красный» оглянулся и скривил губы:

– Что-что?

– На каком основании документы спрашиваешь?

– Да ничего, – пролепетал ананас, – я… я…

«Красный» холодно улыбнулся Иннокентию.

– Вы, гражданин, закон сначала изучите, а потом уже лезьте.

– Верту… Сотрудник при обращении обязан представиться.

Улыбка «красного» несколько испортилась, от искусственной вежливости не осталось и следа:

– Ты, дедуля, борзятины объелся?