Атилла

Шахиншах быстрыми шагами пошёл в оружейную комнату. Чего только здесь не было: начиная с древнего оружия, которым пользовались его деды, до лёгких сабель, острых настолько, что ими вполне можно было побриться; свистящие стрелы, купленные у тюрков; щиты, отлитые из цельного железа; дальнобойные тюркские луки с длинной тетивой; кинжалы с рукоятями, усыпанными драгоценными камнями. От века к веку оружие убийства людей становилось всё более совершенным. На смену широким греческим ятаганам пришли лёгкие булгарские мечи. Булгарская сталь – самая прочная. Изящные изделия булгарских кузнецов поставляются не только персам, но и китайцам. Только, по мнению шахиншаха, тюрки не учитывают одного: со временем оружие, изготовленное ими, может повернуться против них же. Так и будет когда-нибудь. Да, оружие совершенствуется, а людьми управлять становится всё трудней. Деды справлялись с этим легко (во всяком случае, так пишут историки), отчего же у шахиншаха Едигера дела не идут на лад? Он провёл реформы, которые должны были бы облегчить его положение; часто меняет придворных сановников; на важные должности посадил своих людей, от которых каждые два-три месяца требует отчёта, даёт им новые задания и советы, выслушивает их жалобы, помогает тем, кто нуждается в помощи, а если кому-то и помощь не идёт на пользу, того прогоняет. Крупные сановники просили наладить торговлю с Тураном, уверяя, что выносливых боевых коней, хорошее оружие и сбрую можно купить только у тюрков-туранов, но пройдохи-тюрки вместе с оружием стали торговать рабами: краснолицыми аланами, веснушчатыми готами, желтокожими жужанами, не стеснялись продавать даже своих тюрков. Особенно много привозили женщин. Персидские богачи и сановники с удовольствием покупали прекрасных тюркских девушек. А торговцы из Турана так же охотно платили за черноглазых смуглянок из Персии.

Размышляя таким образом, шахиншах Едигер спустился по лестнице в густо заросший сад и пошёл по тропинке. Солнце скрылось, быстро сгущались голубые сумерки, но пока видно было хорошо. Вот служитель культа идёт к своему храму. Тяжёлая длинная одежда путается у него в ногах. Почувствовав что-то, жрец обернулся, увидев шахиншаха, замедлил шаги, но, решив не останавливаться, пошёл дальше, не поклонившись своему повелителю. Не любил шахиншах Едигер служителей культа, которые настраивают народ против власти, создают какие-то тайные секты. Со стороны храма потянуло едким дымом сжигаемого тряпья. Опять жрецы «лечат» тёмных людей дымом, подумал шахиншах. Бедняки, обращавшиеся к ним за помощью, уж и не рады были, что пришли, спешили признать себя излечившимися, лишь бы вырваться из рук своих мучителей. Случается, что, надышавшись дыма, люди умирают тут же, в храме. Визирь как-то говорил, что мёртвых жрецы сбрасывают в подполье – скармливают львам, которых там держат. Шахиншах закрывал глаза на подобное варварство, всё ждал подходящего случая, чтобы покончить с этим. И вот день этот близится.

Шахиншах Едигер решительно свернул к храму. Внезапно перед ним появилась повариха, та самая девушка из Турана. Шахиншах, не ожидавший увидеть её здесь, пришёл в замешательство, но быстро взял себя в руки.

– Я Чечке, мой господин, так меня зовут, – сказала девушка. – Иду к маме. Она готовит для вас очень вкусное блюдо, которого вы ещё не пробовали.

У шахиншаха возникло желание взять девушку за плечи, заглянуть в глаза. В конце концов у него есть на это право, ведь он хозяин тут! Наложницы готовы жизнь отдать за его внимание, а эта стыдливо отвела глаза да ещё прикрыла очаровательные, пухлые, чуть влажные губки платком. А синие глаза светятся даже в сумерках.

– Открой лицо, Чечке, твой господин желает видеть тебя.

Едигер знал, что за ним идёт охрана и всё видит, но его это нисколько не смущало.

Щёки девушки зарделись. Она медленно убрала с лица платок, опустила глаза. Подрагивая ресницами, девушка всё же решилась мельком взглянуть на шахиншаха. Из-за кустов вышел садовник-эфиоп.

– Чечке, – сказал он, как видно, не узнавая в сгустившихся сумерках шахиншаха, стоявшего к нему спиной. – Чечке, тебя мама зовёт.

Шахиншах оглянулся, и садовник в испуге упал перед ним на землю.

– Ладно, вставай, – сказал ему шахиншах, – иди, куда шёл. – Едигеру почему-то захотелось быть великодушным.

По улице с песнями строем прошла охрана дворца. Шахиншах невольно расправил плечи. Торжественная мелодия песни то усиливалась, то стихала, удаляясь. Песню перебил другой звук: это был сурнай, призывавший азатов к молитве. Казарма находилась рядом с дворцом за высоким дувалом. Всякий, кому вздумается влезть на него, будет тут же застрелян лучником. Такой порядок, заведённый ещё дедом Шапуром, существовал по сей день.

Девушка ушла, а шахиншах Едигер поднялся в храм. Внутри царил полумрак. У вечного огня жрец что-то говорил людям, сидевшим вокруг. Шахиншах остановился, прислушался. Он не знал, что говорил тот раньше, но последние слова дошли до его слуха.