Атлант расправил плечи. Часть 1. Непротивление

— О, да знаю я, тебе-то все это кажется великолепным, так ведь?.. И весь этот таггертовский бум и риарден-металл, и золотая лихорадка в Колорадо, и пьяное веселье там, где Уайэтт и его компания расширяют производство, которое и так кипит, как переполненный чайник! Всем кажется, что это чудесно — и ничего другого не услышишь, куда ни пойди — и все кругом счастливы, строят планы, как шестилетние детишки на лето, можно подумать, что вокруг сплошной медовый месяц на всю страну или постоянное Четвертое июля!

Молодой человек молчал.

— Ну, я-то так не думаю, — проговорил мистер Моуэн. И произнес, понизив голос:

— В газетах этого не пишут, учти, в газетах ничего толкового не прочитаешь.

Ответом мистеру Моуэну послужил только звон цепей.

— Ну почему все они бегут именно в Колорадо? — спросил он. — Что там есть такого, чего нет здесь, у нас?

Молодой человек ухмыльнулся:

— Может быть, это как раз у вас здесь есть нечто такое, чего нет там.

— Что же?

Молодой человек не ответил.

— Не понимаю. Это же отсталый, примитивный, непросвещенный край. Там нет даже сколько-нибудь современного правительства. Худшего правительства не найдешь ни в одном штате. И столь же ленивого. Оно ничем не занято — только содержит суды и полицию. Оно ничего не делает для людей. Оно никому не помогает. Не могу понять, почему наши лучшие компании стремятся сбежать туда.

Молодой человек посмотрел на него сверху вниз, но ничего не сказал.

Мистер Моуэн вздохнул.

— Неправильно все это, — проговорил он. — Билль об уравнении возможностей — вещь, безусловно, хорошая. Свой шанс должен получить каждый. И просто стыд и позор, что такие люди, как Квинн, пытаются добиться с его помощью несправедливого преимущества. Почему он не может предоставить кому-нибудь в Колорадо возможность изготавливать такие же подшипники?.. По мне, так лучше бы эти типы из Колорадо оставили нас в покое. И литейная конторка Стоктона не имеет никакого права встревать в сигнально-стрелочное дело. При всех тех годах, которые я потратил на него, у меня есть бесспорное право старейшины; это нечестно, это чистая свара в стае, новичков не следует туда допускать. Куда я буду теперь продавать свои стрелки и семафоры? В Колорадо были две крупные железные дороги. Теперь «Феникс-Дуранго» закрылась, так что осталась только «Таггерт Трансконтинентал». Они поступили подло — заставили Дэна Конвея уйти. Всегда должна оставаться возможность для конкуренции… А я уже шесть месяцев жду заказанную у Оррена Бойля сталь, и теперь он говорит мне, что не может ничего обещать, потому что риарден-металл подорвал ему весь сбыт, за этот металл дерутся, и Бойль вынужден сокращать производство. И это нечестно… почему это Риардену можно подрывать чужие рынки… И мне тоже нужно немного риарден-металла, но попробуй теперь найди его! Очередь к нему уже выстроилась на три штата, и никому — ничего, только его старинным дружкам, таким как Уайэтт и Даннагер. Это нечестно. Это прямая дискриминация. Я ничуть не хуже этих ребят. Мне тоже положена моя доля этого металла.

Молодой человек посмотрел на него.

— На той неделе я был в Пенсильвании, — сказал он. — И видел завод Риардена. Вот где кипит работа! Там строят четыре новых конвертора и собираются сделать еще шесть… Шесть новых печей… — Он посмотрел на юг. — За последние пять лет на Атлантическом побережье никто не построил и одной печи…

Фигура его вырисовывалась на фоне небес над покрытым чехлом двигателем, юноша вглядывался в сумерки с желанием и готовностью: так смотрят на что-то далекое и долгожданное.

— Там работают… — проговорил он.

А потом улыбка внезапно исчезла с его лица; он сильно дернул цепь — первая ошибка в привычной череде уверенных, профессиональных действий: в нем явно проснулся гнев.

Мистер Моуэн поглядел в сторону горизонта, на конвейер, колеса, дым, мирно плывший в вечернем воздухе в сторону прятавшегося позади заката Нью-Йорка, и ощутил некоторое облегчение при мысли об этом городе, замкнутом в кольцо священных огней, дымовых труб, газгольдеров и линий высоковольтных электропередач. Он ощущал энергию, протекавшую через каждое мрачное сооружение столь хорошо знакомой ему улицы; ему нравилась фигура этого молодого человека, так ладно и уверенно работавшего там, наверху, в движениях его было нечто ободряющее, нечто родственное этому горизонту… И все же мистер Моуэн был встревожен тем, что чувствует, как где-то ширится трещина, прорезающая прочные, вечные стены.