— Это были хорошие люди… идеальные. С гарантией от всякого риска — впрочем, конечно, я говорю о них как о людях, хотя и пользуюсь иногда финансовой терминологией, чего люди, впрочем, привыкли ожидать от банкиров. Я предоставил им деньги на приобретение того завода, потому что деньги им были нужны. Мне было достаточно того, что людям нужны были деньги. Для меня главной была их нужда, а не собственная жадность, мисс Таггерт. Нужда, а не жадность. Мои дед и отец создали
— Не окажете ли вы любезность, сообщив мне имена людей, владевших двигателестроительным заводом?
— О, этот завод был ключевым для всего региона, именно ключевым. И я совершенно справедливо предоставил им кредит. Он дал работу тысячам людей, не имевшим других средств к существованию.
— Знали ли вы кого-нибудь из людей, работавших на заводе?
— Безусловно. Я знал их всех. Меня интересовали люди, а не машины… человеческая, а не финансовая сторона промышленности.
Дагни наклонилась над столом.
— А вы были знакомы с кем-нибудь из работавших там инженеров?
— Инженеров? О, нет. Для этого я был слишком демократичен. Меня интересовали лишь настоящие рабочие люди. Простые люди. И все они знали меня в лицо. Бывало, захожу в лавку, а они узнают меня и окликают: «Привет, Джин». Так они и звали меня — Джин. Однако не сомневаюсь в том, что все это не представляет для вас никакого интереса. Все уже давно быльем поросло. Ну, а теперь, если вы приехали в Вашингтон потолковать со мной о своей железной дороге, — он резко распрямился, вновь приняв позу пилота бомбардировщика, — не знаю, могу ли я пообещать вам
— Я приехала не для того, чтобы говорить с вами о моей железной дороге, — с легким раздражением ответила Дагни. — Я не имею никакого желания беседовать с вами на эту тему.
— В самом деле? — в его голосе промелькнуло разочарование.
— В самом деле. Меня интересует информация о моторостроительном заводе. Можете ли вы назвать мне имена кого-нибудь из работавших там инженеров?
— Едва ли их имена когда-либо интересовали меня. Чиновные и ученые паразиты никогда меня не интересовали. Я занимался только настоящими рабочими — людьми с мозолистыми руками, благодаря которым работал этот завод. Они были моими друзьями.
— Не назовете ли вы тогда несколько имен? Любых, принадлежавших работавшим там простым людям?
— Моя дорогая мисс Таггерт, это было так давно, их были тысячи, как же я могу помнить их?
— Но, может быть, вы припомните хотя бы одно?
— Едва ли. Мою жизнь всегда наполняло столько людей, что я просто не могу вспомнить отдельные капли в этом людском океане.
— Вы были знакомы с продукцией завода? С теми двигателями, которые они производили или намеревались производить?
— Конечно. Я всегда проявлял личный интерес ко всем моим вложениям. Я часто отправлялся на завод с инспекцией. Дела там шли чрезвычайно хорошо. Они буквально творили чудеса. Условия жизни рабочих были лучшими в стране. На каждом окне я видел кружевные занавески, на каждом подоконнике — цветы. У каждого дома был участок земли для сада. Они построили новую школу для своих детей.
— А вам что-либо известно о работе научно-исследовательской лаборатории завода?
— Да-да, у них была исключительно хорошая исследовательская лаборатория, очень прогрессивная, очень динамичная, видевшая перспективу, имевшая замечательные планы.
— А вы… не помните ли чего-нибудь… о планах производства нового типа двигателя на этом заводе?
— Двигателя? Какого двигателя, мисс Таггерт? У меня не было времени входить в подробности. Я был нацелен на социальный прогресс, всеобщее процветание, братские отношения и любовь между людьми. Любовь между людьми, мисс Таггерт. В ней ключ ко всему. Если люди научатся любить друг друга, это поможет им разрешить все проблемы.
Дагни отвернулась, не имея более сил выносить шевеления этих мокрых губ.
На пьедестале в углу кабинета лежал кусок камня с высеченными на нем египетскими иероглифами… в нише неподалеку расправила шесть паучьих рук индийская богиня… на стене висела невероятной сложности математическая диаграмма — нечто вроде прейскуранта магазина «Заказы почтой».