— Вот уж не думал, что в наши дни такая молодая леди, как вы, способна узнать мое имя или придать ему какое-либо значение, — проговорил он.
— Но… но что вы делаете
— Вы уверены?
— Что это? Шутка? Эксперимент? Секретная миссия? Или вы проводите какие-нибудь особые исследования?
— Нет, мисс Таггерт. Я зарабатываю себе на жизнь, — последовал ответ, в искренности которого было просто невозможно усомниться.
— Доктор Экстон, я… это непостижимо, это… вы же… вы же — философ… величайший среди ныне живущих… вы обессмертили свое имя… почему вы делаете все это?
— Потому что я — философ, мисс Таггерт.
И Дагни с полной обреченностью поняла — как и то, что ее упрямству и самоуверенности нанесен суровый урон: она не получит никакой помощи от этого человека, все ее вопросы бесполезны, он ничего не скажет ей ни об изобретателе, ни о своей дальнейшей судьбе.
— Поиски ваши закончены, мисс Таггерт, — негромко повторил он, словно бы подтверждая — как она и предполагала — что способен читать ее мысли. — Поиски ваши безнадежны, тем более, что вы не имеете ни малейшего представления о том, за какое невыполнимое дело взялись. И я советую вам не трудиться, изобретая аргументы и уловки, с целью получить от меня необходимую вам информацию; уговаривать меня тоже бесполезно. Поверьте мне на слово:
Дагни вздрогнула: она вспомнила, что уже слышала такие слова, и слышала их от Франсиско. А ведь этот человек был одним из его учителей.
— Как вам угодно, доктор Экстон, — проговорила она. — Я не стану более расспрашивать вас. Но позволите ли вы задать вам вопрос на совершенно другую тему?
— Безусловно.
— Доктор Роберт Стадлер однажды сказал мне, что когда вы с ним преподавали в университете Патрика Генри, у вас было три любимых студента, три блистательных молодых человека, которым вы предрекали великое будущее. Одним из них был Франсиско д’Анкония.
— Да. Другим был Рагнар Даннескъёлд.
— А третьим?
— Его имя ничего вам не скажет. Он не стал знаменитым.
— Доктор Стадлер говорил, что вы конфликтовали с ним из-за этих парней, потому что видели в них своих сыновей.
— Конфликтовали? Куда ему… Он проиграл соперничество.
— Скажите мне, гордитесь ли вы тем, как проявили себя эти молодые люди?
Экстон глядел на пламя заката, угасавшее на далеких горах; на лице его застыло выражение, подобающее отцу, чьи сыновья исходят кровью на поле боя. Он проговорил:
— Горжусь, и притом в много большей степени, чем когда-то надеялся.
Уже почти совершенно стемнело. Экстон резко повернулся, извлек из кармана пачку сигарет, достал одну, но остановился, вспомнив о присутствии Дагни, словно успел позабыть о ней на мгновение, и предложил ей закурить. Дагни взяла сигарету, он поднес горящую спичку и тут же погасил ее, оставив две светящихся точки в застекленной комнате и на всем пространстве вокруг.
Поднявшись с места, Дагни заплатила по счету и сказала:
— Благодарю вас, доктор Экстон. Я не стану досаждать вам мольбами и хитростями. Я не стану нанимать детективов. Но я считаю себя обязанной сказать вам, что не сдамся и продолжу поиски изобретателя мотора. Я найду его.
— Лишь в тот день, когда он сам захочет встретиться с вами.
Пока она шла к своей машине, Экстон погасил свет в зале; посмотрев на стоявший возле дороги почтовый ящик, она обратила внимание на совершенно немыслимую подробность — на нем так и было написано: «Хью Экстон».
Дагни успела далеко отъехать по извилистой дороге, и вывеска кафе давно исчезла из вида, когда обратила внимание на то, что вкус сигареты приятен ей: он заметно отличался от всего, что ей приходилось курить. Поднеся оставшийся окурок к светящейся приборной доске, она попыталась прочитать имя производителя. Имени не было, его заменяла торговая марка. На тонкой белой бумаге золотом был оттиснут знак доллара.
Дагни с любопытством уставилась на него: ей не приводилось встречать ничего подобного.