Атлант расправил плечи. Часть 3. А есть А

Но больше всего Джеймса раздражала ее манера держаться; Черрил была уже не простушкой, неуместно выглядящей среди роскоши дома, спроектированного знаменитым художником; теперь она вполне с ней гармонировала. Сидела за столом с видом хозяйки, достойной этой столовой. На ней был шитый на заказ халат из желтовато-коричневой парчи, прекрасно сочетавшейся с бронзой ее волос, и никаких украшений. Джеймс предпочел бы позвякивающие браслеты и хрустальные пряжки из ее прошлого. Глаза Черрил вызывали у него беспокойство уже нескольких последних месяцев: они смотрели не дружелюбно и не враждебно, а пристально и вопрошающе.

— Я заключил сегодня крупную сделку, — сказал Джеймс, тон его был отчасти хвастливым, отчасти вкрадчивым, — охватывающую весь континент и полдюжины правительств.

И понял, что благоговение, восхищение, пылкое любопытство, которых он ожидал, были присущи лишь той маленькой продавщице, что навсегда осталась в прошлом. Он не видел и следа этих чувств в лице жены; даже гнев или ненависть были бы предпочтительнее ее спокойного, внимательного взгляда; взгляд не обвинял — хуже, он спрашивал.

— Какую сделку, Джим?

— Это что такое? Почему ты становишься подозрительной? Почему сразу начинаешь допытываться?

— Извини. Я не знала, что сделка секретная. Можешь не отвечать.

— Она не секретная. — Джеймс подождал, но Черрил не произносила ни слова. — Ну? Что-нибудь скажешь?

— Нет.

Она сказала это простодушно, словно желая ему угодить.

— Значит, тебе совсем не интересно?

— Но мне показалось, ты не хочешь говорить о ней.

— Да перестань ты юлить! — разозлился он. — Это крупная сделка. Ты ведь восхищаешься крупными делами, верно? Так вот, эта сделка крупнее всех, о каких эти ребята только мечтали. Они всю жизнь копили состояния цент за центом, а я могу разбогатеть вот так! — Он щелкнул пальцами. — Вот так. Никто не совершал более удачного трюка.

— Трюка, Джим?

— Сделки!

— И ты заключил ее? Сам?

— Можешь не сомневаться! Этот толстый болван Оррен Бойль не смог бы провернуть такую и за миллион лет. Тут потребовалось знание, мастерство, умение выбрать нужный момент, — он заметил в ее глазах искру интереса, — и психология.

Искра исчезла, но Джеймс, не обращая на это внимания, продолжал:

— Нужно знать, как подойти к Уэсли, как оградить его от дурных влияний, как заинтересовать мистера Томпсона, не раскрывая ему лишнего, как вовлечь Чика Моррисона, но оставить в стороне Тинки Холлоуэя, как заставить нужных людей устроить для Уэсли несколько застолий в нужное время и. Послушай, Черрил, в доме есть шампанское?

— Шампанское?

— Можем же мы себе что-нибудь позволить? Устроить празднество вдвоем?

— Да, Джим, конечно, можем выпить шампанского.

Черрил позвонила и отдала распоряжения в своей обычной, безжизненной манере.

— На тебя это, как будто, особого впечатления не произвело, — заметил Джеймс. — Хотя, что ты смыслишь в делах? Ты ничего не способна понять в сделках такого масштаба. Подожди до второго сентября. До тех пор, когда они узнают о ней.

— Они? Кто?

Джеймс взглянул на нее так, словно невольно сболтнул лишнее.

— Мы создали план, по которому я, Оррен и еще несколько друзей будем контролировать всю промышленную собственность к югу от границы.

— Чью собственность?

— Как это чью… народную. Это не прежняя борьба за личную выгоду. Это сделка с предназначением — достойным, проникнутым заботой о благе общества — управлять национализированной собственностью различных народных государств Южной Америки, обучать их рабочих нашим современным технологиям, помогать неимущим, никогда не имевшим шанса… — Джеймс резко умолк, хотя Черрил лишь неотрывно смотрела на него. — Знаешь, — неожиданно произнес он с холодным смешком, — если тебе так уж хочется скрыть, что ты вышла из трущоб, не надо быть столь равнодушной к философии общего благосостояния. Гуманистических побуждений нет только у бедных. Нужно родиться в богатстве, чтобы понимать утонченное чувство альтруизма.

— Я никогда не пыталась скрыть, что вышла из трущоб, — покачала головой Черрил. — и не одобряю этой философии. Я уже вдоволь наслушалась всяких рассуждений и понимаю, откуда берутся бедняки, желающие получать что-то даром.

Джеймс не ответил, и Черрил внезапно добавила, голос ее звучал твердо, будто окончательно разрешая давнее сомнение:

— Джим, а ведь и тебе наплевать на эту философию. На эту чушь о всеобщем благосостоянии.

— Ну, что ж, — отрывисто бросил он, — если тебя интересуют только деньги, позволь сказать, что эта сделка принесет мне состояние. Ты всегда восхищалась богатством, разве, нет?

— Как сказать.

— Думаю, я стану одним из самых богатых людей в мире, — сказал Джеймс. — и смогу позволить себе все. Все что угодно. Только скажи, чего ты хочешь. Я могу дать тебе все, что пожелаешь. Ну, говори.

— Джим, я ничего не хочу.

— Но я хочу сделать тебе подарок! Отпраздновать это событие, понимаешь? Проси, что только придет в голову. Что угодно. Я могу это купить. Хочу показать тебе, что могу. Исполню любую твою прихоть.

— У меня нет никаких прихотей.

— Оставь! Хочешь яхту?

— Нет.