Доктор Феррис не заметил быстрого взгляда Риардена — взгляда человека, перед которым впервые открылось то, что он так ждал увидеть.
Доктор Феррис закончил стадию наблюдения, пришла пора нанести последний удар добыче, попавшей в западню.
— Вы действительно думаете, будто мы хотим, чтобы эти законы соблюдались? — начал доктор Феррис. — Мы хотим, чтобы они нарушались. Вам бы лучше запомнить: вы имеете дело не с группой бойскаутов, и время красивых жестов прошло. За нами сила, и мы это знаем. Ваши друзья — паиньки, а мы знаем истинное положение вещей, и вам следует быть умнее. Крайне сложно управлять невинными людьми. Единственная власть, которой обладает правительство — сила, способная сломать преступный элемент. Ну, а если преступников недостаточно, нужно их создавать. Принимается такое количество законов, что человеку невозможно существовать, не нарушая их. Кому нужна нация, состоящая сплошь из законопослушных граждан? Какая от нее польза? А вот издайте законы, которые нельзя ни соблюдать, ни проводить в жизнь, ни объективно трактовать, и вы получите нацию нарушителей, а значит, сможете заработать на преступлениях. Сейчас это вошло в систему, мистер Риарден, это игра, и когда вы усвоите ее правила, с вами станет гораздо легче иметь дело.
Глядя в глаза Феррису, Риарден увидел, что в них внезапно загорелся огонек тревоги, предвестницы паники, как если бы на стол перед доктором упала чистая, не крапленая карта, которой он никогда раньше не видел.
Ферриса насторожила в глазах Риардена светлая безмятежность, пришедшая с неожиданным ответом на давний, казавшийся неразрешимым вопрос, и ответ этот принес облегчение, а вместе с ним — готовность действовать. В его взгляде вспыхнула юношеская ясность с легким оттенком презрения, проявившемся в изгибе губ. Что бы это ни означало — а доктор Феррис не мог расшифровать выражения его глаз — в одном сомнений быть не могло: на лице не отражалось ни единого признака чувства вины.
— В вашей системе есть упущение, доктор Феррис, — спокойно, почти удовлетворенно произнес Риарден. — Практическое упущение, которое вы обнаружите, если отдадите меня под суд за незаконную отгрузку металла Кену Данаггеру.
Понадобилось долгих двадцать секунд — Риарден, казалось, слышал, как медленно они проходят — когда, наконец, доктор Феррис убедился, что его собеседник огласил свое окончательное решение.
— Вы думаете, мы блефуем? — взорвался доктор Феррис, в его голосе вдруг зазвучало нечто от животных, которых он так долго изучал: казалось, он угрожающе оскалил клыки.
— Не знаю, — ответил Риарден. — Мне все равно.
— Вы собираетесь вести себя непрактично?
— Обозначение действия словом «непрактичное», доктор Феррис, зависит от того, что именно человек намерен совершить.
— Не вы ли всегда ставили эгоизм превыше всего?
— Именно так я и поступаю сейчас.
— Если вы думаете, что мы позволим вам отделаться…
— Будьте любезны покинуть помещение.
— Кого вы хотите одурачить?! — голос доктора Ферриса перешел в крик. — Время промышленных баронов прошло! У вас есть то, что нужно нам, а у нас есть кое-что на вас, и вы будете действовать по-нашему, иначе…
Риарден нажал на кнопку, и в кабинет вошла мисс Ивз.
— Доктор Феррис запутался и забыл дорогу, мисс Ивз, — сообщил Риарден. — Не будете ли вы так любезны проводить его? — он повернулся к Феррису. — Мисс Ивз — женщина, она весит, примерно, сто фунтов и не обладает никакой специальной подготовкой, кроме великолепного интеллекта. Ей никогда не дорасти до вышибалы из салуна, но для такого непрактичного места, как завод, она годится.
Мисс Ивз смотрела на Ферриса с видом тупицы, неспособной ни на что, кроме записывания под диктовку заявок на поставку. С ледяной невозмутимостью она отворила дверь и, дисциплинированно дождавшись, когда Феррис пересечет комнату, вышла первой. Феррис последовал за ней.
Она вернулась спустя несколько минут, торжествующе хохоча.
— Мистер Риарден, — спросила она, смеясь над своим страхом перед шефом, над нависшей над ними опасностью, надо всем, кроме одержанного триумфа:
— Что это с вами?
Риарден сидел в позе, которой никогда прежде себе не позволял, считая ее вульгарнейшим символом бизнесмена: откинувшись в кресле, задрав ноги на стол, и секретарше казалось, что поза эта выражает странное благородство, словно сидит не скучный руководитель, а юный крестоносец.
— Кажется, я открыл новый континент, Оуэн, — заявил он весело. — Тот континент, который должны были открыть вместе с Америкой, но не сумели.
— Я должен поговорить с тобой об этом, — сказал Эдди Уиллерс, глядя через стол на официантку. — Не знаю, почему мне это помогает, но это так, просто хочу, чтобы ты меня выслушала.
В этот поздний час огни в подземном кафетерии горели вполнакала, но Эдди Уиллерс видел полные внимания глаза смотревшей на него официантки.