Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или

Отчего они готовы обратить свои высшие достижения в грех? Почему предают лучшее, что в них есть? Что заставляет их верить в то, что земля есть юдоль зла, где им предначертано одно страдание? Риарден не мог назвать причину этого, но понимал, что ей нужно найти название. Ему казалось, что в зале суда перед ним возник огромный знак вопроса, на который он обязан ответить.

Вот настоящий приговор, вынесенный ему сегодня, думал Риарден: отгадать, что за идея, понятная самому простому смертному, заставила человечество принять доктрины, приведшие его к саморазрушению.

— Хэнк, теперь я больше не стану думать, что все безнадежно, никогда в жизни, — сказала Дагни вечером после процесса. — Меня ничто не заставит бросить мое дело. Ты доказал, что право всегда работает и всегда побеждает, — она замолчала, потом добавила: — Если человек знает, чту есть право.

* * *

На следующий день за обедом Лилиан сказала:

— Итак, ты выиграл процесс, не так ли?

Ее голос звучал как-то невнятно, больше она не сказала ничего; глядя на него, словно пыталась разгадать загадку.

Кормилица спросил его на заводе:

— Мистер Риарден, что такое нравственный принцип?

— То, что причиняет множество неприятностей.

Парнишка пожал плечами и со смехом произнес:

— Боже, какое получилось чудесное шоу! Ну и задали вы им трепку, мистер Риарден! Я сидел у приемника и вопил.

— Как ты понял, что это победа?

— Но ведь вы победили, правда?

— Ты в этом уверен?

— Конечно, уверен.

— То, что убеждает тебя в победе, и есть нравственный принцип.

Газеты молчали. После преувеличенного внимания, которое они уделяли предстоящему суду, они вели себя так, словно говорить о нем уже нет никакой необходимости. Все опубликовали короткие сообщения на разных полосах, изложенные таким языком, что никто из читателей не смог бы догадаться о противоречивости процесса.

Бизнесмены, с которыми он встречался, казалось, старались избегать разговоров о суде. Некоторые вообще его никак не комментировали. Отворачивались, скрывая под напускным безразличием свое тайное негодование, будто боялись, что даже простой взгляд на Риардена могут интерпретировать как точку зрения. Другие изрекали:

— По моему мнению, Риарден, вы поступили неумно… Мне кажется, что сейчас не время заводить врагов… Мы не можем позволить себе вызывать недовольство.

— Чье недовольство? — спрашивал он.

— Не думаю, что правительству это понравится…

— Увидите, какие будут последствия…

— Ну, я не знаю… Общество не примет этого…

— Вы еще увидите, как люди примут произошедшее…

— Ну, не знаю… Мы так старались не давать оснований для всех этих обвинений в личной наживе, а вы сами дали врагу оружие против нас…

— Может, вы готовы согласиться с врагом, что у вас нет права на личную прибыль и собственность?

— О, нет. Нет, конечно, нет, зачем доводить все до крайности? Всегда есть золотая середина.

— Золотая середина между вами и вашими убийцами?

— К чему такие слова?

— Я сказал на процессе правду или неправду?

— Ваши слова можно неправильно понять и извратить.

— Так правду я сказал или нет?

— Публика слишком тупа, чтобы в этом разобраться.

— Так правду я сказал или нет?

— Сейчас, когда народ голодает, не время похваляться богатством. Это может толкнуть людей на захват всего и вся.

— Но разве разговоры о том, что вы не имеете права на богатство, а они имеют, не могут подстрекать людей?

— Я не знаю…

— Мне не нравится то, что вы сказали на процессе, — заявил еще один.

— Я вообще с вами не согласен, — отрезал третий. — Я лично горжусь тем, что тружусь на благо общества, а не для собственной наживы. Мне нравится думать, что у меня есть более высокая цель, чем просто зарабатывать себе на трехразовое питание и лимузин «хэммонд».

— А мне не нравится идея об отмене директив и контроля, — высказался четвертый. — Они, конечно, перегибают палку, но чтобы работать совсем без контроля? Я не могу с этим согласиться. Считаю, что немного контроля необходимо. Ровно столько, чтобы обеспечить общественное благо.

— Прошу меня простить, господа, — сказал Риарден, — за то, что спасу ваши головы заодно со своей.

Группа бизнесменов, возглавляемая мистером Моуэном, не высказалась относительно судебного процесса. Но, спустя неделю, они с большой помпой объявили, что финансируют строительство центра развлечений и отдыха для детей безработных.

Бертрам Скаддер не упомянул в своей колонке судебный процесс. Но по прошествии десяти дней он написал среди коротких заметок в рубрике «Разное»: «Сама идея о публичной значимости мистера Хэнка Риардена могла возникнуть из-за того факта, что из всех он, по-видимому, самый непопулярный среди собственных друзей-бизнесменов. Его старомодный ярлык безжалостности кажется слишком шокирующим даже самым хищным промышленным баронам».

* * *

Однажды декабрьским вечером, когда улица за окном напоминала заложенное горло, кашляющее автомобильными сигналами в предрождественских пробках, Риарден сидел в своем номере в отеле «Уэйн-Фолкленд», пытаясь побороть врага, более страшного, чем усталость или страх: отвращение, возникающее при мысли о необходимости иметь дело с людьми.