Атлант расправил плечи. Книга 1

Ходили слухи, что тот, кто хочет иметь дело с Мидасом Маллиганом, должен соблюдать неписаное правило: проситель кредита никогда не должен упоминать о своих личных нуждах или каких-либо личных чувствах. В противном случае беседа прекращалась и просителю больше никогда не представлялось случая говорить с Мидасом Маллиганом.

– Отчего же, могу, – ответил Мидас Маллиган, когда его спросили, может ли он назвать человека более скверного, чем тот, чьему сердцу неведома жалость. – Человек, который пользуется жалостью к себе как оружием.

В течение всей своей долгой деятельности он не обращал внимания на нападки общества, кроме одного раза. Его звали Майкл, но как-то раз один из газетчиков из клики радетелей за человечество назвал его Мидасом Маллиганом, и это прозвище пристало к нему как ругательное. Маллиган обратился в суд с требованием официально изменить его имя на Мидас. Суд удовлетворил его требование.

В глазах современников он был человеком, совершившим один из смертных грехов: он гордился своим богатством.

Дэгни хорошо знала все, что говорили о Мидасе Маллигане, но никогда с ним не встречалась. Семь лет назад Мидас Маллиган исчез. Однажды утром он вышел из своего дома, и больше никто ничего о нем не слышал. На следующий день вкладчики банка Маллигана получили извещения, в которых их просили получить свои депозиты в связи с тем, что банк закрывается. В последовавшем расследовании выяснилось, что Маллиган запланировал закрытие банка заранее и позаботился обо всех деталях; служащие просто выполняли его инструкции. Это было самое образцовое закрытие банка, которое когда-либо видела страна. Все вкладчики получили свои деньги со всеми процентами, вплоть до сотой доли процента. Все имущество банка было продано по частям различным банковским организациям. Когда подвели баланс, оказалось, что он сведен аккуратнейшим образом до последнего цента, ничего не осталось сверх должного, и таким образом банк Маллигана прекратил существование.

Ничто не могло помочь понять решение Маллигана, выяснить его личную судьбу и судьбу его многомиллионного состояния. Человек и его богатство исчезли, как будто их никогда не было. Никто не был предупрежден о его решении, и не произошло никаких событий, которые могли бы это объяснить. Если бы, удивлялись досужие умы, ему захотелось удалиться от дел, отчего бы не продать с большой прибылью свой банк, что можно было легко сделать, а не ликвидировать его? Никто не мог дать ответа. У него не было ни семьи, ни друзей. Его служащие ничего не знали; в то утро он вышел, как всегда, из дому и не вернулся, и это было все.

На исчезновении Маллигана, многие годы печально думала Дэгни, лежала печать какой-то невероятности; словно однажды в Нью-Йорке пропал небоскреб, оставив после себя лишь пустое место на перекрестке. Человек, подобный Маллигану, и состояние, которое он унес с собой, нигде не могли бы скрыться, как не мог потеряться небоскреб, – он все равно возвышался бы посреди какой-нибудь долины или леса, избранных в качестве укрытия. Даже если бы его разрушили, все равно осталась бы гора обломков, которые нельзя было бы не заметить. Но Маллиган исчез – и с тех пор минуло уже семь лет, и в путанице слухов, догадок, предположений, историй в приложениях к воскресным газетам, свидетелей, которые утверждали, что видели его в различных уголках планеты, так никогда и не появилось достоверного объяснения этого исчезновения.

Среди всяческих историй была одна, столь непохожая на остальные, что Дэгни в нее поверила. Говорили, что последней его видела старушка, продававшая цветы на перекрестке в Чикаго возле банка Маллигана. Она рассказывала, что он остановился и купил у нее букет первых в том году колокольчиков. Она в жизни не видела такого счастливого лица, как у него; он выглядел юношей, перед которым открывалось огромное, ничем не замутненное видение будущей жизни; все признаки боли и напряжения, отметины прожитых лет на лице человека, – все куда-то ушло, а то, что осталось, можно было назвать радостным ожиданием и спокойствием. Он купил цветы, словно повинуясь внезапному порыву, и подмигнул старушке, будто приглашая ее разделить с ним веселую шутку. Он сказал ей:

– Знали бы вы, как я всегда любил ее – жизнь!

Она в изумлении воззрилась на него, а он уже отошел, сжимая цветы в руке словно мячик, – широкая прямая фигура в неброско-дорогом пальто бизнесмена, затерявшаяся среди прямых линий высоких зданий деловых центров, в окнах которых отражалось весеннее солнце.