Осознав смысл своего смеха, Реардэн понял в тот вечер, что теперь приговорен к постоянной бдительности по отношению к самому себе. Как человек, переживший сердечный приступ, он знал, что это было предупреждением и что в нем живет недуг, который в любой момент может поразить его,
С тех пор он придерживался ровных, осторожных, строго контролируемых шагов. Но это вновь ненадолго вернулось к нему. Когда он смотрел на заказ ГИЕНа, ему казалось, что отблески зарева над строчками долетали не от мартенов, а от пламени горящих нефтяных вышек.
Мистер Реардэн, — сказал Наш Нянь, услышав об отказе выполнить заказ ГИЕНа, — вам не следовало этого делать.
— Почему же?
— Будут неприятности.
— В каком смысле?
— Это правительственный заказ. Вы не можете отказать правительству.
— Почему?
— Это проект крайней необходимости, к тому же секретный. Очень важный.
— Что за проект?
— Не знаю. Он же секретный.
— Тогда откуда ты знаешь, что он важный?
— Так говорят.
— Кто?
— Вы не должны сомневаться в таких вещах, мистер Реардэн.
— Почему?
— Потому что не должны.
— Если не должен, то это становится абсолютом, а ты говорил, что абсолютов нет.
— Это другое дело.
— Что же в нем особенного?
— Оно касается правительства.
— Ты хочешь сказать, что нет абсолютов, кроме правительства?
— Я хочу сказать, что, если они считают это важным, значит, так оно и есть.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы у вас были неприятности, мистер Реардэн, а все к этому идет. Вы слишком часто спрашиваете почему. Почему вы так поступаете?
Реардэн посмотрел на него и ухмыльнулся. Парень осознал, что сказал, и глупо улыбнулся, но выглядел он несчастным.
Человек, пришедший к Реардэну через неделю, выглядел молодо и подтянуто, но не настолько молодо и подтянуто, как ему хотелось. Он был в штатском костюме и кожаных сапогах, какие носят дорожные полицейские. Реардэн не мог точно установить, прибыл он из ГИЕНа или из Вашингтона.
— Я правильно понимаю, что вы отказались продать ваш металл Государственному институту естественных наук, мистер Реардэн? — произнес он мягким, доверительным тоном.
— Правильно, — подтвердил Реардэн.
Но разве это не сознательное нарушение закона?
— Понимайте как хотите.
И можно узнать причину?
Она не заинтересует вас.
— Что вы, напротив. Мы хотим оставаться беспристрастными. Вас не должно смущать, что вы крупный промышленник. Мы не поставим это вам в вину. Мы действительно хотим быть беспристрастными с вами, точно так же, как с любым рабочим. Мы хотим знать ваши доводы.
Опубликуйте мой отказ в газетах, и любой читатель объяснит вам мои доводы. Подобное уже появлялось в газетах чуть больше года назад.
— О нет, нет, что вы! Зачем этот разговор о прессе? Разве мы не можем уладить это дружески, в частном порядке?
— Дело ваше.
— Мы не хотим, чтобы об этом сообщалось в прессе.
— Не хотите?
— Мы не хотим причинить вам вред. Реардэн посмотрел на него и спросил:
— Зачем ГИЕНу понадобилось десять тысяч тонн металла? Что это за проект «К»?
— Ах, это… Это очень важный научно-исследовательский проект, имеющий большое значение; он может принести обществу неоценимую пользу, но, к сожалению, предписания сверху не позволяют мне раскрыть вам его характер во всех деталях.
— Знаете, — сказал Реардэн, — могу сообщить вам — в качестве довода, — что не хочу продавать мой металл тем, кто скрывает от меня свои цели. Я создал его и несу моральную ответственность за то, в каких целях он будет использован.
— О, об этом не беспокойтесь, мистер Реардэн! Мы освобождаем вас от ответственности.
— Предположим, я не хочу быть свободным от нее.
— Но… это весьма старомодное и… чисто теоретическое отношение к делу.
— Я сказал, что могу назвать это причиной своего отказа. Но не буду — потому что у меня есть другая, главная причина. Я не продам металл Реардэна ГИЕНу ни для каких целей, хороших или плохих, явных или скрытых.
— Но почему?
— Послушайте, — медленно произнес Реардэн, — можно найти оправдание первобытному обществу, где человек каждую минуту ожидает, что его убьют враги, и вынужден защищаться как может. Но нет оправдания обществу, в котором от человека требуют, чтобы он создал оружие для собственных убийц.
— Мне кажутся неуместными такие слова, мистер Реардэн. Я думаю, что мыслить такими категориями непрактично. В конце концов, правительство не может, проводя общенациональную политику, принимать во внимание вашу личную неприязнь к деятельности одного конкретного учреждения.
— Так и не надо.
— Что вы имеете в виду?
— Не надо спрашивать меня о моих доводах.
— Но, мистер Реардэн, мы не можем игнорировать нарушение закона. Что вы хотите, чтобы мы сделали?
— Делайте что хотите.
— Но это просто неслыханно! Никто еще не отказывался продать правительству то, что ему крайне необходимо. Кстати, закон не позволяет вам отказывать в продаже вашего сплава любому заказчику, не говоря уже о правительстве.
— Почему же вы тогда не арестуете меня?
— Мистер Реардэн, это дружеская беседа. Зачем говорить о таких вещах, как арест?
— А разве не это является вашим последним аргументом в споре со мной?
— Но зачем говорить об этом?