Атлантическая премьера

«Свидетель, на каком расстоянии вы находились от могилы Александра Терентьева?» Ты скажешь: «На расстоянии примерно 50 метров». «Хорошо, — подбодрит прокурор, — вы видели, как подсудимые выкопали гроб?» — «Да», — ответишь ты. «Вы видели, как подсудимые сняли крышку с гроба?» — «Да», — естественно скажешь ты. «Вы видели, что гроб был пустой?» — «Нет», — должен будешь ответить ты, если не захочешь, чтобы тебя привлекли за дачу заведомо ложных показаний. Потому что любая экспертиза или следственный эксперимент установит, что ты не мог видеть в темноте при тусклом свете фонаря с пятидесяти метров, пустой гроб или нет. Ведь так?

— Да я это и сам знаю… Но ведь они ни за что сядут! Я же слышал, как они ругались, говорили, что так дела не оставят, хотели в КГБ идти…

— Неплохой аргумент, если бы мог с точностью вспомнить, в каком порядке что говорилось. Наверняка уже запротоколированы их показания, где разговор на могиле приведен в четырех разных вариантах. Твой будет пятым, у суда появятся основания взять тебя под стражу, как соучастника… Может, ты просто «на атасе» стоял, а?

Он быстро, как пианист, гонял пальцы по клавишам управления моей душой.

— «Как я вас перевербовал? За пять минут — и без всяких фокусов! Х-хэ-хе!» — процитировал он папашу Мюллера из фильма «Семнадцать мгновений весны». — Да, им не поможешь. Потому что они собрались рубить дерево, не имея понятия о том, насколько глубоки его корни и высоки ветви. В общих чертах я могу тебе объяснить — чисто умозрительно, конечно, — какая там могла быть ситуация… Без всякой мистики и сатанизма. Это я так, для впечатлительных девочек.

— Давайте…— произнес я, печенкой ощущая, что это «умозрительное» — есть правда.

— Просто-напросто где-то в Афганистане кто-то решил подзаработать. На контрабанде гашиша, героина или иного опиума для народа. Скорее всего, не нашего народа, а такого, который платит за него большие зеленые доллары. И чтобы избегнуть разного рода проверок — они вовсе не обязательно опасны лично для торговца, но повышают расходы на взятки, — очень удобно воспользоваться гробом. Солдат погибает примерно тысяча в год, а может быть, и больше. Даже выделен, как я слышал, специальный самолет, который называют «Черным тюльпаном». Нагружают его где-нибудь на одной из наших авиабаз, и никто не интересуется, что в этих ящиках, то бишь гробах: бренные останки воинов-интернационалистов или килограммов семьдесят героина. Воина можно закопать где-нибудь неподалеку от аэродрома без почестей и памятника, а родителям прислать пустой гроб: дескать, вскрывать запрещено, ваш сын умер от опасной вирусной болезни или придумать что-то иное. Ведь садится-то самолет опять-таки на военном аэродроме, никакая таможня там не действует, а контрразведчиков прежде всего интересует, чтобы солдаты и офицеры не привозили из Афганистана фотографии сожженных кишлаков и подбитых советских танков. И там, где-нибудь в Ташкенте или Душанбе, сведущие люди перегружают семьдесят килограммов в багажник автомобиля, а в гроб бросают тряпье и песок для веса. Родственники рыдают над этим мусором, считая, что это прах их незабвенного покойника, несут на отпевание в церковь или мечеть, не ведая, что косточки несчастного тлеют совсем в другой точке земного шара. А героин или анаша идет к потребителям. И очень может быть, что тот самый КГБ, куда собирались жаловаться эти наивные юноши, не только знает об этой операции, но и курирует ее. Неофициально, но курирует. И то, что этих ребятишек так жестоко подставили и посадили, меня в этом убеждает.

— Паскудство… — выдавил я.