Хиппи, давно побежденные технологией, оказались, тем не менее, наиболее последовательными бунтарями. Их идеалом было полное выпадение из общества, абсолютная утопия. Нынешние повстанцы, все эти любители экологии и борцы с глобализацией, – такие же функционеры технологии, как и брокеры Уолл-стрит. Их цель – все то же потребление, незапятнанность пейзажа в окне пригородного коттеджа, спокойная совесть за чей-нибудь счет. Капитализм наверняка пойдет им навстречу, да, впрочем, давно и идет, становясь экологически чистым, учреждая этичные инвестиционные фонды, искореняя детский труд. Главные противники любителей экологии – не толстосумы Америки и Европы, а страны третьего мира, аналог эллюлевского Средневековья. Напрасно их убеждают, что они стремятся в тюрьму, что там прогулка всего по часу в день. В этой тюрьме, как они хорошо знают, регулярно и сытно кормят, а на воле все их занятие – неограниченная прогулка натощак.
Какие же сделать выводы, к каким методам прибегнуть после столь неутешительного анализа? Ответ, который дает Дэвид Босуорт, сумевший так остро поставить вопрос, сводится к испытанной формуле: хорошее лучшее плохого. Что ж, мы и сами не прочь постремиться к хорошему и похулить плохое, но где тот Маяковский, который объяснит нам разницу? Очевидно одно: в жизни нет ничего, что давалось бы бесплатно. Это, между прочим, главный урок капитализма. Оказалось, что за регулярное кормление приходится платить регламентацией прогулок, и у кого же хватит решимости позвать назад, в голодное, хоть и быстроногое прошлое?
И еще одна истина, настолько простая, что мы постоянно упускаем ее из виду: далеко не все проблемы имеют очевидные решения. Она-то как раз в корне противоречит всему, чему учит капитализм, который существует как способ решения любых проблем, но закономерно не в состоянии решить одну, в которую превратился сам.
Мы начертали на своем знамени девиз свободы, а кончили тем, что воздвигли себе золотую клетку. Некогда покорители континентов, мы стали поколением программистов и страховых агентов. Вот что сказал о нас британский государственный муж и философ Эдмунд Бёрк: «Воздействие свободы на людей таково, что они могут делать, что им вздумается; но прежде, чем спешить с поздравлениями, нам следует посмотреть, что именно им вздумается».
ГОНЧИЕ ПСЫ ФЛОРИДЫ
Когда мы приземлились в Майами, моросил дождь, и с надеждой на золотой тропический загар пришлось проститься. Оно, впрочем, и к лучшему: на зимней пражской улице есть риск сойти за идиота, коротающего досуг в солярии, а то и просто за жертву желтухи.
Пятнадцать по Цельсию – для февраля как будто бы вполне недурно, но, как и в прошлые визиты, местные жители жаловались на небывалый холод. Доверчивого гостя обмануть нетрудно, но я прилетал во Флориду зимой уже не раз, и пятнадцать градусов – вполне типично.
В Майами живет прославленный на весь мир мальчик Элиан, чья мать погибла, пытаясь бежать с Кубы. Отец ребенка, поощряемый Фиделем Кастро, требует его выдачи назад, и американская администрация вполне бы рада пойти навстречу, но кубинская община Флориды стоит насмерть за маленького эмигранта. В ходе этого противоборства местные энтузиасты установили, что от Элиана исходит чудодейственная целительная сила, и охранникам, сопровождающим его в школу, приходится отгонять назойливых пациентов, пытающихся прикоснуться к мальчику.
Но для меня Майами с чудодейственным мальчиком – лишь пункт пересадки, почтовая станция. С чемоданом наперевес я отправляюсь на поиски терминала компании American Eagle, которая ведает челночными рейсами в Сарасоту на западном побережье полуострова. Судя по всему, ее местопребывание в здешнем аэропорту засекречено: все мои расспросы не ведут ни к чему, принося многочисленные и совершенно различные результаты. Женщина-диспетчер у одного из накопителей участливо меня выслушивает, затем спрашивает, старательно подбирая слова:
– По-испански говорите?
– Нет, – отвечаю я упавшим голосом.
– А жаль. Алисия знает очень много, – она кивает на свою партнершу поодаль, – но по-английски с ней не получится.
Тут приходит на помощь одна из окрестных кругосветных пассажирок:
– Вам перевести с португальского?
– С английского, – отрезаю я и семеню прочь, устыдившись собственной грубости. Язык, наверное, доведет и до Киева, но в Майами он должен быть испанским.