Атлантический дневник (сборник)

И если возвратиться к фигуре историка в современном американском обществе, необходимо отметить, что он по сей день остается реальным действующим лицом в социальном диалоге. Вэн Вудвард, Барбара Такман и ныне здравствующий Артур Шлезингер-младший – столпы американской культуры второй половины XX века, соперники политиков и журналистов, творцы и двигатели общественного мнения. Историк напоминает политику, что дисциплина у них – общая, а избирателю – что история не заканчивается на последней странице учебника и что увернуться от политики – значит дезертировать из истории собственной страны.

Кончина Вэна Вудварда и дань, воздаваемая ему на страницах газет и журналов, напомнила мне о параллельном событии минувшего года по эту сторону океана, о недавнем уходе академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, историка культуры, специалиста по древнерусской литературе. Надо сказать, что кончина Лихачева вызвала в российской прессе гораздо более широкий резонанс, чем кончина Вудварда в Америке, – в российских масштабах он был фигурой более крупной, не просто историком, но и видным общественным деятелем.

Позицию Лихачева в российском спектре мнений можно определить термином «просвещенный патриотизм» – понятие в разных культурах относительное, тем более что не вполне просвещенный патриотизм à la russe в других странах вообще сочтут выходящим за рамки цивилизованного диалога. В любом случае у Лихачева просвещенность его патриотизма была коренным образом иной, чем у его американского коллеги. Вэн Вудвард считал патриотическим долгом историка рассказать своей стране правду о ее прошлом, какой бы неудобной ни была эта правда для господствующего мнения. Совсем иное дело – концепция Лихачева. Я позволю себе привести небольшую цитату из его предисловия к различным изданиям «Слова о полку Игореве».

...

…В следующем, 1185 году Игорь, «не сдержав юности» – своего молодого задора, без сговора со Святославом и Рюриком бросается в поход против половцев… Высокое чувство воинской чести, раскаяние в своей прежней политике, преданность новой – общерусской, ненависть к своим бывшим союзникам – свидетелям его позора, муки страдающего самолюбия – все это двигало им в походе. Смелость, искренность, чувство чести столкнулись в характере Игоря с его недальновидностью, любовь к родине – с отсутствием ясного представления о необходимости единения, совместной борьбы. Игорь в походе действовал с исключительной отвагой, но он не подчинил всю свою деятельность интересам родины, он не смог отказаться от стремления к личной славе, и это привело его к поражению, которого еще не знали русские.

Прежде всего здесь бросается в глаза употребление терминологии, совершенно неприменимой к упомянутому периоду истории. Терминология эта насквозь идеологична, без малейшей претензии на объективность. Во избежание многословия просто отмечу, что любого западного историка за одно слово «родина» без мысленных кавычек наградили бы волчьим билетом. Напомню, что по-немецки «родина» – Vaterland.

Кроме того, такое толкование мотивов Игоря категорически противоречит всему, что мы о нем знаем из того же «Слова», и наводит на мысль, что для автора предисловия правильное толкование намного важнее правильных фактов. Есть профессия, в которой это приблизительно допустимо, но называется она «публицист», а не «историк».

«Слово о полку Игореве» было одним из главных средоточий интересов академика Лихачева, и его кончина означает, что он уже никогда не объяснит нам своей роли в одном из печальных эпизодов недавней советской историографии – многолетней травли поэта Олжаса Сулейменова, позволившего себе публично усомниться в каноническом шовинистическом толковании древнерусского памятника.