Атлантический дневник (сборник)

Нейгел, выступающий здесь в роли защитника Рассела и явно сочувствующий многим из его прогрессивных начинаний, не в состоянии, тем не менее, защищать его безоговорочно, и именно здесь пролегает трещина, в которую, по мнению многих, может проскользнуть океанский лайнер. Кто же такой был лорд Рассел, трибун прогресса и разума?

Еще в эпоху самой интенсивной ученой деятельности Рассел продемонстрировал темперамент политического активиста. В частности, он с энтузиазмом поддерживал движение за предоставление женщинам права голоса. В канун Первой мировой войны, возмущенный захлестнувшей Европу волной шовинизма и предвидя трагические последствия для цивилизации, Рассел призывал соотечественников уклоняться от всеобщей воинской повинности. За это, не в последний раз в своей жизни, он оказался за решеткой и был уволен из Кембриджского университета. Такой принципиальностью можно восхищаться, хотя согласиться с ней даже сегодня нелегко. Но оказалось, что эта нелюбовь к войне может зайти еще дальше: в 30-х годах, перед лицом нацистской угрозы, Бертран Рассел выступал за полное и одностороннее разоружение Великобритании, мотивируя это тем, что Гитлеру должно стать стыдно перед лицом такой благонамеренности и миролюбия и он не начнет войны. С подобными идеями некоторые попадают не в пантеон, а по вполне медицинскому адресу.

В 1920 году, в поисках прогрессивной утопии, Рассел посетил большевистскую Россию. Здесь надо отдать ему должное: в отличие от множества других очарованных странников он не дал себя провести и хорошо понял реальную цену идеям Ленина и Сталина в действии. В дальнейшем, однако, это не удержало его от таких жестов, как обращение к СССР в период вьетнамской войны с просьбой прямо вмешаться в конфликт на стороне Вьетнама – несмотря на тот очевидный факт, что такое вмешательство почти неминуемо привело бы к ядерной войне. Спасение мира от ядерной гибели было в числе любимых занятий благородного лорда, одного из основателей известного Пагуошского движения ученых. Тем не менее, как показывает его частная переписка, одно время он крепко надеялся, что американцы все-таки начнут такую войну и уничтожат Советский Союз, эту чуму цивилизации.

Эти эпизоды – всего лишь небольшая часть «попыток воплощать голос разума», о которых говорит Томас Нейгел и к списку которых у меня еще будет повод добавить. И если именно такова тропа, которую избирает себе великий разум, невольно начинаешь взвешивать аргументы в пользу неразумия. Известен эпизод, когда Людвиг Витгенштейн, еще один из кембриджских гигантов мысли того времени, недоуменно спросил у Рассела, почему он все время выступает за мир и свободу. Рассел, со свойственным ему остроумием, спросил в ответ, неужели он должен создавать всемирную организацию в поддержку войны и рабства? «Да уж скорее так, – ответил Витгенштейн, – скорее так». Витгенштейн был известен подобными мрачными остротами, но в адрес благонамеренного Рассела злобная реплика прозвучала неожиданной правдой.

Иммануил Кант предложил в свое время простой и, как ему казалось, эффективный способ лечения душевнобольных: такого пациента надо просто на некоторое время оставить один на один с философом, и он непременно исцелится. Кант, верный сын эпохи Просвещения, отождествлял душу с разумом. Поскольку болезни разума – это заблуждения, их следует лечить аргументами.

Кант заслуживает нашего снисхождения: в конце концов, он жил задолго до Фрейда и до психологии вообще, он не имел представления о том, что разум – это лишь поверхность души, надводная часть айсберга, и что его метод метафизической психотерапии скорее сведет с ума самого философа, чем исцелит шизофреника. Наивность Бертрана Рассела намного глубже, а оправданий у него меньше: он ведь пытался применить метод Канта ко всей цивилизации целиком.

Во многом Рассел был сыном своего времени и места, и его заблуждения разделяли некоторые из современников. Хорошим примером может послужить уже упомянутый Мэйнард Кейнс, подтрунивавший над преклонением Рассела перед разумом. Кейнс, выдающийся экономист, разработал теорию правительственного вмешательства в капиталистическую экономику в кризисные периоды. Этот метод сегодня универсально признан, в том числе и большинством оппонентов Кейнса, но он, к сожалению, не слишком хорошо работает. Беда, по-видимому, в том, что Кейнс, говоря о правительстве, имел перед глазами Британскую империю своего времени: он полагал, что политики могут быть глупыми, чему видел массу примеров, и в этом случае их надо разубеждать философским аргументом, но ему и в голову не приходило, что политики могут быть просто коррумпированными. Люди, хорошо знавшие Кейнса, утверждают, что, поживи он еще десяток лет, он непременно внес бы в свою теорию необходимые поправки. Рассел пережил Кейнса на четверть столетия.