Атлантический дневник (сборник)

Сегодняшний судебный процесс я, если кто-нибудь еще помнит, учинил по делу Рильке, и пора вернуться к сути этого дела. Хотя суд получается строгим, с обвинительным заключением возможны некоторые трудности. Масштабы такого таланта неминуемо выносят нас за пределы обыденного опыта. Как быть сейчас, нам, живущим через поколение после его смерти, какова бы ни была его жизнь? Вернуть ли эту замечательную поэзию судьбе в обмен на слезы обиженных и растоптанных бессовестным гением? Этих слез уже не утрешь, а поэзия навсегда с нами, и суд вынужден закрыть дело за давностью срока.

Но урок для нынешних бряцателей на лире очевиден, потому что мир, хоть и с опозданием, выходит из виража романтического помешательства. Впредь с любого другого будет спрошено по всей строгости, как со слесаря, а Рильке рождается, может быть, раз в столетие. Не каждому дано быть собеседником ангелов, а выдачу справок диспансер прекратил. Выбор призвания надо делать с оглядкой: каждый норовит быть «больше чем поэт», но куда чаще выходит меньше, чем человек. Гораздо меньше.

ПРАВО НАСЛЕДИЯ

Представим себе, хотя бы на одну фантастическую минуту, что «Современник» и «Отечественные записки» пережили все исторические невзгоды и просуществовали до нашего времени. История русской литературы, а вместе с ней и всей России, была бы совершенно иной: трудно вообразить, насколько иной, но наверняка она отличалась бы от реальной в хорошую сторону. И не потому, что в плохую уже трудно, и уж вовсе не потому, что великая литература каким-то образом обязательно облагораживает население и страну. Мы сохранили бы контакт с живым прошлым, его не надо было бы реставрировать с нуля, как динозавра в музее естественной истории.

Выдвинутая гипотеза, конечно же, абсолютно беспочвенна: история прокатилась по России как паровой каток, оставив от прошлого лишь миражи и муляжи. «Литературная газета», якобы воскрешенная Горьким через сто лет, не имеет с пушкинским оригиналом ничего общего, кроме названия, а «Наш современник» – совсем не тот «Современник».

Ситуация в Европе, несмотря на все ее замки и мемориальные надгробия, во многом сходна, по тем же причинам. Как ни странно, непрерывность периодической печатной традиции, за очевидным исключением Великобритании, легче всего обнаружить на противоположном берегу Атлантики. Harper s Magazine, один из старейших литературно-публицистических журналов США, только что справил полуторавековой юбилей. Специальный номер, посвященный этой дате, снабжен общим заголовком «150 лет американской литературы».

Журнал основали Харперы, четыре брата-книгоиздателя, уроженцы буколического в ту пору Бруклина. Все они по очереди перебрались на шумный Манхэттен и открыли там собственное книжное дело, дожившее до наших дней как издательство Harper and Row. Старший, Джеймс, был даже избран мэром Нью-Йорка и придумал полицейским медные пуговицы: современное разговорное название полицейского «коп» происходит от слова copper – медь. С 1850 года братья стали выпускать литературный журнал – во-первых, чтобы не простаивали дорогие паровые печатные машины, а во-вторых, чтобы создать некоторое культурное пространство для сбыта своей основной продукции. Вот что пишет о младенчестве журнала его нынешний редактор Льюис Лэпхам во вступительном ретроспективном эссе:

...

Новое периодическое издание обильно заимствовало из европейских журналов, поскольку никакое авторское право не мешало перепечатке рассказов Диккенса или Теккерея и поскольку весной 1850 году республика американской литературы еще практически не возникла. Натаниэль Готорн опубликовал летом этого года «Алую букву», и книга в десять дней разошлась в количестве 4000 экземпляров, но Эдгар По умер в 1849 году, а Мелвилл погрузился в безвестность, откуда его не извлекла даже публикация «Моби Дика» в 1851 году. Торо еще не написал свой «Уолден», а Уитмен – «Листья травы». В Нью-Йорке чересчур изощренный литературный журнал Knickerbocker конкурировал с одиннадцатью газетами…